|
|
"Распни Его! Распни Его!" Да, правильно сделали, правильно поступили наши отцы в Иерусалиме, когда выкрикивали эти слова для Назарянина - человека, который выдавал себя за Мессию и обольщал народ! - стуча по столу кулаком, вполголоса повторял про себя Адам Зильбер. Что же могло так взволновать этого, обычно молчаливого мужчину, частенько уединявшегося в своей комнате и погружавшегося в глубокие размышления?
Причиной тому было ни что иное, как его дочь Дебора - совсем еще ребенок - к которой он был привязан всей своей душой. Он любил ее больше всего на свете: после тяжелой утраты -скоропостижной смерти его молодой жены - она осталась для него единственным утешением на этой земле. Но чем могло его дитя вызвать в нем такое буйное раздражение? Всего лишь тем, что при своем обычном "спокойной ночи", она с любовью и по-детски наивно спросила его, любит ли он тоже Иисуса Христа, Доброго Пастыря, который так верен людям, и который осчастливил и ее сердце? Она бы так хотела видеть своего любимого папу таким же, какой она сама стала теперь - счастливым и радостным; но после смерти матери он стал таким печальным.
Беседуя с ним, она так выразительно смотрела на него своими большими карими глазами - ее облик, не стираясь, еще отчетливо стоял у него перед глазами. Несмотря на это, он довольно грубо обошелся с ней и даже не поцеловал ее. Недовольство отца стоило маленькой девочке горьких слез, и сейчас эти слезы жгли его сердце. Несмотря на горячую любовь к дочери, он не скоро смог овладеть собой после сказанных ею слов. Снова и снова сыпал он проклятия: "Распни Его! Распни Его!" в адрес "обольстителя" своего единственного ребенка. Он обвинял себя в том, что послал своего ребенка в городскую миссионерскую школу. Но в то время у него не было иного выхода. Вскоре после похорон жены, он, как представитель одной известной торговой фирмы, был командирован в продолжительную заграничную поездку. Где ему было оставить на это время свою осиротевшую дочь? Его шеф, тоже еврей, но не соблюдавший обычаев отцов, посоветовал ему отдать девочку в миссионерскую школу, которая искала подобных детей по всему Бухаресту. "Если Дебора даже узнает что-либо о христианстве, то это несущественно, - ответил он на вопрос отъезжающего. - Дети в таких вещах без понятия. Сам подумай: что может сделать Распятый, который теперь уже почти две тысячи лет, как умер?"
Адам при таких доводах решился доверить Дебору этой школе. Но сегодня, при замечании своей любимицы, ему казалось, будто этот Распятый смотрел на него из глаз ребенка. Потому и вырвалось: "Распни Его! Распни Его!" Что за ужас, что за злой сюрприз для него: возвратившись из долгой поездки, он находит своего ребенка зараженным этим ненавистным и презренным христианством! Само собой разумеется, он сразу же заберет Дебору из школы, каких бы горьких слез это ни стоило. Но она была там так счастлива.
Подошло время Пасхи, еврейского праздника опресноков. Этот праздник отмечался в доме Адама всегда торжественно. Его умершая супруга всегда заботилась о том, чтобы к этому дню в доме везде, начиная с подвала и кончая чердаком, были безупречные чистота и порядок. Сам он по этому случаю проходил с веником и зажженной свечой в руках через все комнаты, чтобы убрать последнюю крошку "кислых хлебов". Для Деборы это было всегда большим событием. Она повсюду следовала за отцом, и ее пальчик указывал на намеренно рассыпанные матерью крошки, чтобы и отцу было что подмести.
Адам Зильбер хотел и в этом году соблюсти старую традицию. Притом, в этом году надо будет отметить праздник еще пышней и торжественней, чем когда-либо, чтобы полученные девочкой в миссионерской школе впечатления, по возможности, навсегда изгладились из ее памяти достойным подражания богослужением отцов. Хозяин ходил по дому в этот вечер особенно важно и торжественно, а Дебора сопровождала его. Но в ней не было той ликующей радости - она оставалась молчаливой и задумчивой. Когда же отец в заключение бросил в огонь последние крошки квашенного хлеба, она с тем же задумчивым видом посмотрела им вслед. Взглянув на нее, он непроизвольно спросил:
- О чем ты думаешь, Дебора?
Малышка повернула свое лицо к отцу, посмотрела на него таким же, однажды уже глубоко взволновавшим его взглядом, и ответила с поразительной для ее возраста душевной силой:
- Папа, желая попасть на небо, не должны ли мы вымести кислую закваску и из наших сердец?
Отец испуганно съежился.
- Как ты это понимаешь? - спросил он поспешно.
- О, у нас ведь злое и полное греха сердце. Наша учительница в школе сказала, что кислое тесто означает грех и злодеяния, но Иисус хочет очистить нас от всего этого.
- Молчи! - резко оборвал ее отец. - Я больше слышать об этом не хочу.
Он с досадой отвернулся. И все-таки! На замечание Деборы его собственное сердце отозвалось: Ребенок прав! Несомненно есть глубокий смысл в этом обряде, ставшим для нас лишь мертвой формой. Мы очищаем наш дом и наши чашки, но как выглядят наши сердца?
На вечер были приглашены гости, так как праздничный ужин наедине с дочкой прошел бы слишком однообразно. Все шло, как и было задумано. Стол был богато сервирован и украшен горящими свечами, бросающими свой свет на расставленные блюда. Торжественно прошли по кругу предписанные обрядом четыре кружки вина. Не забыли наполнить кружку и для пророка Илии - возможного и желанного предвестника Мессии: дверь для него оставили открытой. Среди всего прочего были пропеты хвалебные псалмы и велись беседы об исходе из Египта.
Но и на этот раз все повторилось, как всегда. Пророк Илия не пришел, а прощальные слова вечери "В следующем году в Иерусалиме!" прозвучали также малоутешительно, как и в прошлые годы. Одна Дебора сидела с сияющими глазами. Она видела дальше тех, что искали покоя для своих сердец в символических картинах праздника. Она знала - ожидаемый евреями Мессия давно пришел, и потому размышляла только о Нем. Отец не мог оторвать взгляд от своей дочери. Не сидела ли она здесь, принадлежа совсем другому миру? В глубине души он должен был признать: "Этот ребенок знает больше меня". И как бы ярко не освещалась комната, в душе у него царил мрак.
Сразу же после праздника он посетил богослужение в синагоге, но настроение после посещения не улучшилось. Смысл прочитанного в Торе остался для него сокрытым. Заключительные церемонии показались утомительными и умерщвляющими дух. Хотя и шептал он благоговейно вслед за ведущим: "Помяни, о Боже, душу моей жены, ради многочисленных даров, что преподношу Тебе!" Но выкупить истинную надежду на вечную жизнь он не смог бы себе даже за самый большой дар, который с радостью пожертвовал бы для своей любимой жены. Где теперь находится ее душа, он не знал, а его собственная душа находилась в оковах тьмы.
По-другому было в Деборином сердце! Здесь царили мир и святость. Просто удивительно, каким счастливым было это осиротевшее и одинокое дитя! В действительности, она обладала бесценным благом - Иисусом. Несмотря на свою юность, все ее радости заключались в Нем. Дебора сама того не ведала, но ненавидящий Христа отец, как ни пытался, не мог противостоять исходившей от нее незримой силе. Она была послушна его требованию и больше не заговорила с ним о Христе, но счастье, подаренное ей большим Другом детей, можно было ясно прочитать в ее темных глазах. Умный отец чувствовал - его доченька обладала чем-то, о чем он сам не имел ни малейшего представления. Но спросить ее об этом он остерегался, так как опасался, что ненавистный ему Назарянин будет вновь стучаться в дверь его сердца. Разве не случалось уже, что одно лишь упоминание Его имени приводило его в замешательство?
Неожиданно Дебора заболела тяжелым воспалением легких. Ее силы таяли на глазах. Пришедший врач дал мало надежд на ее выздоровление. Часто ее мучили сильные боли, но маленькая страдалица переносила их с удивительным терпением. Находясь в сознании, она была радостной, почти веселой. Опечаленный отец каждую свободную минуту проводил у постели своей любимицы. Узнав теперь о близкой кончине своего дитя, ему захотелось задать ей сотни вопросов о тех предметах, упоминать которые он ей прежде так строго запрещал. Можно было ясно видеть, что мысли Деборы были заняты небом. Иногда, сложив ручонки, она шептала: "Как прекрасно! О, как прекрасно!" При этом ее глаза блестели с таким выражением, будто уже теперь она видела перед собой открытое небо. Видя ее такой счастливой и радостной, отец не выдержал и спросил:
- Отчего ты так счастлива, моя любимица?
- Оттого, что мой Господь Иисус жив, - прозвучало в ответ. Он не нашел слов для возражений. Да и что можно было возразить? Разве может пустое воображение заставить ребенка перед лицом смерти произносить такие слова? Это невозможно. Здесь над смертью торжествовала высшая сила вечной жизни.
Когда приблизилась кончина - а приход ее всегда слишком скор - он спросил Дебору тоном нежной, искренней отцовской любви о ее возможных пожеланиях.
- Да, отец, - прошептала она, - я бы очень желала, чтобы и ты познал Иисуса Христа. И еще я бы хотела еще раз увидеть мою учительницу из миссионерской школы, чтобы сказать ей, что я иду к Нему. Не хотел бы ты послать за ней?
Разве может отец отказать в последней просьбе своему умирающему ребенку? Учительница была тотчас же оповещена о просьбе своей бывшей ученицы, и вскоре навестила ее. Радостный луч скользнул по лицу Деборы, когда она увидела свою любимую учительницу. Та нежно поздоровалась с ней, заняла место у изголовья кровати и начала говорить с ней о чудной вечной жизни, ожидающей ее у Спасителя.
- Ты же не страшишься смерти? - спросила она. Дебора покачала головой.
- И почему нет?
- Потому что я Христова овечка. Ах, не хотели бы вы мне еще раз спеть мою любимую песню?
Учительница кивнула. Она знала, о чем просит ребенок. Едва слышными напевами в комнате больной прозвучала песня Геллерта:
Иисус жив, а с Ним и я!
Не страшна мне смерть моя!
Да, Он жив, а с Ним и я
Буду Им оживлена.
Крепко верю - оживит
И меня преобразит.
Потрясенный до глубины души, Адам Зильбер стоял в ногах кровати и внимал пению. Он был не в силах противостоять далее мощному воздействию презираемого им Назарянина. В часы горькой печали его сердце смягчилось и стало восприимчивым.
После ухода учительницы, Дебора подозвала к себе отца. Когда он, с влажными от слез глазами, наклонился к ней, она тихим голосом обратилась к нему:
- Папа, тебе не надо обо мне плакать: Иисус Христос возьмет меня к себе на небо. Он умер за меня и воскрес: я буду вечно у Него. Не правда ли, дорогой папа, ты тоже придешь? Ах, ты же тоже придешь, не так ли, папа? Тогда мы опять будем все вместе.
- И мама? - голос взрослого мужчины дрогнул.
Из последних сил Дебора обхватила ручонками отца за шею и прошептала:
- Мама тоже познала Иисуса Христа. На самом дне ее швейной корзинки лежит Новый Завет - там она кое-что подчеркнула для нас с тобой.
Часом позже она скончалась на руках отца. Освободившаяся душа покинула нежную оболочку, чтобы войти в вечный покой. В ее бледных чертах еще отражался отблеск вечной утренней зари, взошедшей счастливому ребенку в долине смертных теней. Один из этих лучей упал и в темную душу отца, теперь преклонившему свои колени и горячими слезами оплакивавшему свою любимицу.
Сочувствие одинокому мужчине было велико. Сам он, похоже, жалел себя меньше всего, так как только теперь начал по-настоящему жить. Он последовал просьбе своей усопшей дочери и доверился истинному Солнцу жизни. Найденный Новый Завет жены стал для него дорогим наследием. Там нашлись и подчеркнутые ею слова: "Ибо Я живу, и вы живы будете!" (Ин. 14:19) Они стали для него ключом к тайне личности и деяний Христа. Он познал и нашел в Нем Мессию, обещанного Царя Израильского. Более того, он начал понимать, что пришествие Сына Божьего на эту землю имело гораздо большее и высшее назначение, чем восстановление границ иудейского царства. Глубоко опечаленный своим народом, который отверг Помазанника и пригвоздил Его ко кресту, он с еще большей болью спрашивал себя, как велика его личная вина в жертвенной смерти Христа? Разве он совсем еще недавно не повторял в глубокой слепоте возглас отцов: "Распни Его, распни Его!" Но чем больше он осознавал свою собственную вину и вину своего народа, тем больше проникалось его сознание фактом всепрощающей любви Иисуса и Его чудесной спасительной силы.
Несколькими днями позже Адам Зильбер стоял у могил своих любимых, о которых знал теперь, что они пребывают в величественной прекрасной стране. Под воздействием Святого Духа ему стало неимоверно дорого то огромное чудо, что и для него умер и воскрес Христос. Здесь, на кладбище, в его сердце вошла неизведанная им ранее радость, и, ликуя, с его уст сорвалось: "Иисус жив! А с Ним и я!"
|
|
|
|
| |
|
Главная
Готовимся к Пасхе!
Библия
Христианские песни
Христианское Радио
Песни на Свадьбу
Детская страничка
Христианская библиотека
Песнь Возрождения
Нотные сборники
Христианское видео
Христианские открытки
Христианские СМС
Христианские викторины
Христианские праздники
Назидание
Книга пожеланий
