Во дворе Каиафы
Утро близилось с каждой минутой,
Где-то слышен был крик петуха,
И в преддверье трагедии смутно
Горизонт вдалеке полыхал.
В полумгле образ Божий сокрытый
Можно вспомнить лишь сердце крепя...
Дикий крик повторялся в ритме:
- Прореки, кто ударил Тебя?
И с безумно-звериной усладой
Поднималась рука палача...
Били просто, и били с досадой,
Но Он кротко терпел и молчал.
И скорбя, не просил о пощаде,
Но смотрел в глубину двора,
Где на миг повстречался со взглядом
Отрекающегося Петра.
И, казалось, в услышанном стоне
Было больше тоски оттого,
Что Иуда в безумии тонет,
Не поняв, как Бог любит его.
Испытав и хулу, и насмешки,
Предстоял Он презренным рабом,
Так о Нем говорила внешность,
Но во взоре искрилась любовь.
И встающему солнцу подобно,
Разгоралась она, чтоб светить,
Чтоб за самых негодных и злобных
Умолять: "Отче, им прости".

Новости города
Новость, как эпидемия,
В город проникла вдруг
И, не найдя заграждения,
Распространялась вокруг.

Самые свежие данные
Передавались из уст:
- Мной выполнялось задание -
Взят, наконец, Иисус.

Знаете сад Гефсимании,
Где протекает Кедрон?
Там Он устроил собрание,
Наш презирая закон.

Но время Его окончилось,
Над Ним совершится суд,
Кстати, чрез время к проконсулу
Его на допрос поведут.

На пути к правосудию
Город, как улей встревоженный.
Что это? Праздник? Какой? -
По улице Сына Божьего
Сопровождает конвой.

Руки ремнями стянуты,
Прямо глядят глаза,
Словно с бедой расстанутся
И в них не заглянет гроза.

Ноги, как будто свинцовые,
Тело несут, борясь,
И в сердце одно условие;
Выдержать, не упасть.

Но вот и дворец правосудия,
Слышится: "Стой!" - приказ...
А площадь какая людная,
Ей ли кричать: "Не казнь!"?

Суд
Почему Ты молчишь? И друзья, и враги
Ждут, что скажут защитное слово уста
И молчанье прервется, чтоб даже глухим
Была понята в жестах Твоя правота.

Разве можно представить, чтоб вместо Тебя
Здесь Варавва права гражданина обрел,
Чтоб ему колосились под небом хлеба,
Когда он растоптал и любовь, и добро?

Защищаясь, скажи о волнующих днях,
О ликующем сыне Наинской вдовы,
О слепых, уходивших домой не впотьмах,
А под сводом пленяющей их синевы.

Расскажи, как уныло, без светлых надежд,
Прокаженные шли, а, Тебя повстречав,
Уходили, забыв о гнетущей нужде:
Где им, жалким, для помощи встретить врача?

Вспомни то, как любила Тебя детвора,
Как тянулась к рукам, затаенно дыша,
Как, проснувшись, желала встречаться с утра,
И спроси: - разве дети к злодеям спешат?

А когда на защиту ответят: "Распни!",
Суд проси, чтоб свидетелей верных призвал,
Чтобы каждый из них все как есть разъяснил:
Что свершал Ты и многих к чему призывал.

И тогда помолчи... Скажет пусть Иаир,
Как Ты добр и велик, возвратив к жизни дочь,
Вартимей пусть расскажет, как чуден стал мир,
Когда Ты пожелал ему в горе помочь.

Прокаженные пусть подойдут на помост
И покажут рубцы затянувшихся ран,
А другие ответят на дерзкий вопрос,
Охладив разгоревшийся пыл горожан.

Только где они? Где? Их не видно в толпе.
Неужели пронзила сомнений стрела?
Неужели рассеялись все, оробев,
Зная, как беспощаден народ и Пилат.

...Крик насилья потряс первозданную твердь.
Правосудие пало под натиском лжи,
И из адских глубин была вызвана смерть,
Чтобы жизни лишить подсудимую Жизнь.

Радуйся, Царь
Стены претории... Он в багрянице,
Воин сплетает венок из терния,
Чтоб над Царем царей наглумиться,
Чтоб испытать до конца терпение.

Злостным ударом шипы вонзились,
С целью убить в Нем истоки святости,
И долго звучало, как эхо в скалах:
- Радуйся, Царь Иудейский! Радуйся!

А Он молчал... И небо молчало,
Не угрожая разящей молнией,
У злодеянья чтоб вырвать жало
И сделать город пустыней безмолвною.

Но если б Он намекнул на помощь,
Воззвав к Отцу устами опухшими,
Враги б окунулись в сплошную полночь,
Став во мгновенье, как искры потухшие.

А это б значило: жуткий жребий
Лег бы на плечи всего человечества,
И никогда б не открылось небо
Гибнущим душам Святым Отечеством.

И свет не разлился б от чудной Пасхи,
Что отражался в улыбке Симона,
Что Савла пленил на пути к Дамаску
И слабых делал мужами сильными.

И нас, глядящих в глаза безбожью,
Часто уставших от стужи яростной,
Мир бы ветрами скорбей уничтожил,
Если б не светоч пасхальной радости.

Совершилось
Вид Его в галереях картинных
Так величествен и так мил,
Что едва ли поймется ныне:
Умален и презрен пред людьми...

Муж скорбей, испытавший горе,
Переживший болезни жар,
Под крестом уходил за город,
Своей жизнью не дорожа.

Отворялись калитки, и взглядом
Проводив до угла Христа,
Были те, кто шептал злорадно:
Пусть спасет Себя от креста.

Не питая враждебности к шедшим,
Поднимавшим оружье в руках,
Утешал Он рыдавших женщин,
Словно смерть была далека.

Изможденный, усилье удвоив,
Воплощая в реальность мечту,
Покорял Он бесстрашно, как воин,
Очень важную высоту.

А достигнув ее вершины,
Кровью грех человечества смыл,
Всему миру сказав: "СОВЕРШИЛОСЬ",
Чтобы к небу направились мы!