За окном разрывался в надрывном, переходящем на хрипоту, крике, петух.
Ласковое солнце пробивалось сквозь занавески, рисуя чудные узоры на
дощатом полу. Пахло пылью и мятой.

Мария Михайловна привыкла за то, короткое время, что жила здесь, в деревне, просыпаться рано, с криком Петьки. Интересно, - подумала она, в какой это раз он пытается разбудить всю округу? Понятно не в первый. Так, - взглянув на ходики, улыбнулась хозяйка, - половина восьмого, значит уже в третий раз.

Петька, соседский петух отличался своей горлопанистостью и нахальством. Но был хорошим хозяином своего гарема.

Разведав, что на участке Марии Михайловны можно чем-нибудь поживиться, стал регулярно приходить на грядки, да не сам, а заботливо призывая и своих курочек.

Опыта у Марии Михайловны по ведению огородничества было мало, сначала она сокрушалась этому, но потом, решив, что даже того, что вырастет на её маленьких грядках, ей хватит, приняла это спокойно, как и визиты заботливого, многодетного многоженца Петьки. Господь даст ровно столько сколько нужно. Всем хватит. А лишнее ведет к соблазну.

Немного недоумевала по-первости, чего это ему не куролесить на грядках у своей хозяйки, но, столкнувшись однажды с её крутым нравом, поняла почему на своем подворье Петька такого позволить не может.

Очередной раз, поправляя брешь в штакетнике, похвалила соседку за обильно цветущий огород, за ухоженность грядок и яркую, буйно цветущую растительность, поинтересовавшись у неё, каким это таким секретом она обладает, услышала:

- А мы деревенские, в городах не жили, с малолетства не разгибаемся над грядками, только это нас и кормит.

Сказано это было резко, со злобой. Соседка стояла подбоченись и кривила губы. Мария Михайловна поняла, что добрососедских отношений ей не дождаться, так что и жаловаться на Петькины проказы не стоит. И по-христиански смирилась.

Ей в деревне не было одиноко. За годы, проведенные над проверкой тетрадей, она научилась погружаться в себя, находя не только ошибки в написании сочинений, но и мысли, не редко мудрые и здравые. Потом любила общаться с этими учениками, уже не по теме, развивая в них способность рассуждать, видеть мир в многообразии, не быть зашоренными. Наверное поэтому ученики её любили. Она никогда не повышала на них голоса, после школы они становились ей друзьями, и отдавали своих подрастающих чад в школу, где учились сами.

Соседская внучка Настенька, худенькая, болезненного вида девочка, познакомилась с Марией Михайловной в первый же день, по её приезду в деревню. Она приходила запросто, корила Петьку, выгоняя его с грядок и виновато сокрушаясь.

Ей в этом году идти в школу. Вот для укрепления здоровья её и отправили в деревню.

Зять Марии Михайловны, первый раз увидев её, прошептал: "Ну просто хрустальная."

Она и вправду была какая то хрупкая, через тонкую кожу просвечивался капиллярный рисунок сосудов, тоненькие соломенные косички не держали резинок, и потому она ходила вечно растрепанная. Да и бабке некогда было ухаживать за ней.

С самого утра до обеда она торговала с огорода на маленьком деревенском рынке, у шоссе. Торговля спорилась, зелень расходилась быстро, первая клубника уходила за час. Вот и сейчас соседка собирала первые огурцы в тепличке, у крыльца уже стояли две корзины, наполненные зеленью. Изумрудные огурчики были словно оловянные солдатики в коробке у внука. Один в один, ровненькие, выросшие как по калибру. Вздохнув Мария Михайловна оглянулась на свою огуречную грядку. Она была конечно растерзанная после Петькиного визита, да зеленушки какие-то кривенькие. Первые огурчики должны уже вызреть через несколько дней. "Ну что ж, кривенькие, да мои", - улыбнулась Мария Михайловна.

В воскресенье день рождение внука Максима. Как раз поспеют. Правда огурцы Максимка не любил, предпочитал помидоры. Да и никто в семье Марии Михайловны не любил огурцов, кроме неё самой, да еще соседской Настюши, которая приходила в гости, заглядывала под пленку и радовалась:

- Баб Маша, гляди он еще подрос. А мне баба огурцов не дает, говорит - на продажу надо, - шептала она жалостливо.
- Не переживай, вот первые сорвем с тобой и тут же у грядки и съедим.

В воскресенье накрапывал дождь. Ну, надо же, как не во время, - подумала Мария Михайловна. Дети должны приехать на пикник, а тут дождик. Но к обеду прояснилось и веселый клаксон машины возвестил о прибытии гостей. Максик выскочил из машины первый, махнув рукой Настюше, выглядывающей из-за калитки. Она в ответ зарделась, смущенно произнеся приветствие. Еще бы, Максик крепенький, загорелый мальчишка, уже 9 лет. Приглянулся Настюше, зародив в ней первую девичью сердечную нежность.

- Привет, ма. Мы тут на базарчике купили зелени, зная что мы с тобой не огородники то в общем, а помидоры в городе южные взяли. Мясо тоже уже намариновано, так что мы разгрузимся и на озеро сразу пойдем, ладно? В церковь ехали дождь проливной был, Максик сокрушался и все Господа просил разогнать тучи, и вот после службы - солнышко то какое!

-Умытое, - радостно воскликнул Максик.

Зять, давясь смехом и вызывая ответную улыбку у любящей жены, пытался рассказать у какой торговки они купили зелень.

- Такого потешного зонта я даже в городе не видел. Представляешь, Мария Михайловна, такая лукавая морда зайца со стеклянными вращающимися глазами! На него невольно обратишь внимание, наверное она специально его и берет на торговлю, привлекает к себе покупателей. Своего рода торговая марка, - веселился он.

Посмеявшись, помыв зелень, сложив все в корзину, прихватив мангал, угли, стулья-раскладушки, зонт, они веселой гурьбой пошли на озеро, взяв с собой и Настюшу.

- Я только борщ доварю и приду к вам, - любуясь детьми, крикнула Мария Михайловна вслед.

Задержалась она немного дольше, чем планировала, не могла найти свою панаму. И уже, закрывая калитку, увидела бегущего зятя с Настюшей на руках.

- Мам, не закрывай калитку. Надо срочно в больницу. Настю рвет, смотри, зеленая вся.

У Марии Михайловны даже сердце похолодело.

- Что случилось? Шашлык не прожарился?
- Мы до шашлыка и не дошли еще. Настя огурцы ела, причем ела одна, ты же знаешь, мы не любим, так что сразу определили, чем отравилась.

До больницы домчались быстро. Всю дорогу Мария Михайловна держала голову девочки у себя на коленях, мысленно молила Господа спасти ребенка. Настюша не плакала, крепилась, только видно было по заострившемуся носику и выступающим капелькам пота на лбу, как ей плохо.

Миша позвонил другу в реанимацию, их уже ждали.
Сделали промывание, но отравление для ребенка оказалось сильным.

- Превышена концентрация нитратов. Печень надо будет долго еще лечить. А сейчас под капельницей пусть лежит, - снимая очки, печально произнес врач.

Возле кабинета врача каменным изваянием сидела соседка. На неё было жалко смотреть. Чувствовавшие свою вину, что не доглядели, Миша и Мария Михайловна не знали, что ей и сказать. Соседка, на предложение подвести до деревни, ответила красноречивым взглядом. Так и доехали до дома в тягостном молчании.

Оля с Максиком собрали все с пикника и сидели на крылечке. Отдых не удался. Молча посидели за столом в доме.
- А мы с мамой Господа просили Настю вылечить, - произнес Максик дрогнувшим, от жалости и боли за подружку, голосом.
- А огурцы я выбросила, - произнесла Оля. Настенька из десяти штук семь съела. И бабушке я сказала о случившемся.

- Господь милосерден, детей любит. Обязательно поможет Насте справиться с болезнью,- прижимая голову внука к себе, успокаивающе ответила Мария Михайловна.

Дети уехали еще светло было, обещая навестить Настюшу в больнице.

Перемывая посуду и убирая со стола, Мария Михайловна услышала шум на соседнем огороде.

Выглянув из окошка увидела, как с остервенеем соседка рвет огуречные плети, как разлетаются комья земли из-под тяпки.

На кусте смородины, оскалившись в своей ухмылке и вращая глазами, красовался зонтичный заяц.

Светлана Поталова