Было это в 1905 году в маленькой, захо­лустной деревушке Чибисовке. Народ здесь жил бедно — земля не­плодородная, скот кормить нечем и хлеб выращивать очень трудно. Летом все ходили босиком, а зимой — в лап­тях; одежда у всех была латаная-перелатаная.
Зато посреди деревни стоял кабак, в котором по вече­рам всегда было полно народу. Сюда мужики приносили последние гроши, а иногда и последние лапти, чтобы выпить и хоть на короткое время забыть свою нужду и бедность. На самом краю деревни жил Макар Рагунов. Жену его звали Федорой, а дочь — Марусей.
В избе Макара, как, впрочем, и других избах, было темно и грязно. Хлеба тоже давно не было, потому что Макар всю муку отнес в кабак.
Федора не раз со слезами умоляла мужа:
— Макар, бойся Бога, не ходи в кабак, а то погибнешь навеки! Не носи хлеб, ведь нам самим есть нечего! Посмот­ри, Маруся наша совсем высохла, пожалей дитя!
Но Макар не прислушивался к ее словам. Напротив, он еще больше ожесточался и готов был отнести в кабак все, за что только можно получить стакан водки.
— Не твое это дело! — грубо отвечал он жене.— Ходил в кабак и буду ходить, а Богом ты меня не стращай. Гово­рят, что Его вообще нет... и правильно говорят — без Бога спокойнее, легче жить.
— Прости ему, Господи! — тихо шептала Федора, удив­ляясь грубости и черствости мужа.
До недавнего времени Федора тоже была безбожницей. Но один раз к ним зашел странник и попросился переноче­вать. Он-то и рассказал Федоре о Спасителе, Который умер за грехи всех людей. На прощанье странник подарил хозяевам Евангелие.
С тех пор, выбрав свободную минуту, Федора с упоени­ем читала святые слова. И хотя многое было ей непонятно, она все же находила в Слове Божьем утешение и отраду для своей души.
Маруся тоже любила слушать, как читает мать. Особен­но ей нравилось повествование о рождении Христа, о пас­тухах, о звезде и волхвах. Она часто задавала вопросы, но Федора редко отвечала на них, потому что сама очень ма­ло знала.
Маруся слышала, как мать молится об отце, и ей тоже хотелось, чтобы он перестал пить, полюбил Бога. Но мо­литься так, как мать, она не умела.
— Почему у меня никогда не получается так складно, как у тебя? — спрашивала она у матери.
— Ты еще маленькая, Маруся. Молись, как можешь, Господь слышит тебя. А нужда придет, научит молиться...
— А что такое нужда? — не понимала Маруся.
— Поживешь, узнаешь,— коротко отвечала мать, стара­ясь скрыть набежавшую слезу.
Уж очень не хотелось Федоре, чтобы Маруся страда­ла или испытывала какое-нибудь горе. Она старательно оберегала дочь от беды, отдавала последний кусок хлеба, как умела и чем могла радовала и забавляла ее.
То ли от недоедания, то ли время такое пришло, но заболели разом Макар и Федора.
Всего неделю маялся Макар. И хотя он не хотел слушать о Боге и думать о смерти, она все же наложила на него свою костлявую руку.
Федора не смогла даже быть на похоронах: от высокой температуры ее сильно знобило. Она лежала у печи на досках, которые уже несколько лет служили ей кроватью.
Маруся старательно ухаживала за матерью, приклады­вала холодный компресс, подавала воду. Федоре иногда становилось лучше. Тогда она обнимала Марусю и тихим, слабым голосом читала Евангелие.
Наступила долгая морозная зима.
Пушистые белоснежные сугробы, казалось, вот-вот спрячут избушку Федоры,— так они были велики. Вы­ходить на улицу и играть в снегу Маруся не могла: у нее не было ни пальто, ни валенок. Поэтому она, прижав­шись к матери, часто мечтала о теплом лете. Марусе очень хотелось, чтобы мама не болела, и она уже много раз про­сила об этом Иисуса. Но мать не выздоравливала.
Незаметно наступило Рождество. В этот день Федоре стало немного лучше. Соседка уложила ее на подушку по­выше, и при свете яркого морозного солнца больная прочи­тала дочери первые две главы Евангелия от Матфея и ус­тало закрыла глаза.
Марусе очень хотелось послушать дальше, но она пони­мала, что матери это не под силу.
Темнело. Марусе стало страшно. Хотелось плакать, но она боялась потревожить мать. Вспомнив, что соседка, тет­ка Марфа, обещала прийти зажечь лампу, Маруся на цыпочках подошла к окну посмотреть, не идет ли она. С тру­дом найдя маленький кружочек необмерзшего стекла, Маруся уставилась одним глазом на улицу.
Тетки Марфы не видно было, но над избами, чуть повы­ше печных труб, Маруся вдруг увидела большую яркую звезду. Радостью затрепетало ее сердечко: "Может, это та звездочка, о которой читала мама? Не она ли привела муд­рецов к младенцу Иисусу?"
Легкая дрожь пробежала по телу, и Маруся съежилась. В доме стало темно и холодно. Маруся снова прижалась к стеклу. "Может, эта звездочка и сегодня кого-то ведет к Иисусу?" — подумала она. Ей вдруг так захотелось тоже пойти туда, где Христос. Но только с мамой, обязательно с мамой!
Маруся так засмотрелась на звездочку, что даже не рас­слышала, как звала мать.
— Тетка Марфа не пришла еще? — чуть слышно прого­ворила больная.— Ты что там, доченька, смотришь? Разве к нам кто идет?.,
— Нет, мама,— подбежала к ней Маруся,— никто не идет. Знаешь, я увидела на небе звездочку. Она прямо над избой дяди Тихона горит! Не она ли вела мудрецов к Иисусу?
— Нет, Машенька. Та звезда горела давным-давно, ког­да в Вифлееме родился Иисус Христос — Спаситель. Те­перь Он на небе и звездочки той уже нет. А грешники могут и сегодня получать спасение...
— Какие грешники? — Маруся с тревогой взглянула на мать.
— Такие, как мы. Ведь мы все грешники перед Богом,— Федора положила худые, натруженые руки поверх одеяла и продолжила: — Христос родился для нашего спасения. Он пролил Свою Кровь, чтобы смыть с нас все наши пороки и грехи. А на небе Он приготовил нам место, и мы должны идти к Нему.
— Мама, а тебя Иисус тоже возьмет на небо? — Маруся боязливо оглянулась.
— Да, детка, Спаситель и мою душу очистил от греха. И хотя я ничего доброго не сделала для Него, Он полюбил меня. Я уверена, что скоро-скоро встречусь с Ним...
— А как ты пойдешь к Иисусу? Тебя звездочка поведет? Маруся бросилась к окну, чтобы еще раз посмотреть на звездочку, но ее уже не было.
— Мама, я тоже пойду с тобой! — чуть не плача, про­шептала Маруся, прильнув к матери,— у Иисуса, наверно, зимы нет, а у нас так холодно...
Мать крепко прижала к себе дочь и поцеловала ее, с тру­дом сдерживая слезы.
— Ты тоже, пойдешь к Нему, только немного позже. Ладно? Я буду ждать тебя там, родненькая. А сейчас я од­на пойду... Но Бог не оставит тебя, дитя мое. Прощай, моя хорошая... Ищи Его, иди к Нему, проси, чтобы Он принял тебя... Я ухожу к Нему, а ты после...
Федора почувствовала, как внутри будто что-то оторва­лось и в глазах потемнело.
— Мама, что с тобой? — встрепенулась Маруся и стала тормошить мать.— Я боюсь одна... Мама, не уходи! У нас так темно, не оставляй меня!
Маруся металась около умирающей, не зная, что делать.
— К Иисусу...— пересохшими губами шептала мать.— К Нему... Иди и ты, дитя мое... Он — твой Спаситель, Он любит тебя... иди к Нему...
— Как же я пойду? — дрожала от страха Маруся.— На улице так темно! Мама, а звездочка поведет меня?
— Поведет, родная, поведет,— выдохнула мать и, как бы запнувшись, замолчала.
Ближе к полночи тетка Марфа вспомнила, что обещала Федоре прийти зажечь лампу и переночевать у нее. Упре­кая себя в забывчивости, она поспешила к соседям. Тороп­ливо вошла в избу и тихо окликнула:
— Федора, вы уже спите?
Никто не ответил. Тетка Марфа нашла спички, зажгла лампу и оторопела: у печки, обхватив голову умершей ма­тери, крепко спала Маруся...
Пришлось тетке Марфе будить Марусю, но сделать это было не так-то просто. Спросонья девочка не сразу поняла, что мать умерла и не хотела идти ночевать к соседям.
— Мама, не оставляй меня одну! — причитала она.— Я тоже пойду с тобой!
Когда же Маруся наконец поняла, что мать умерла, ста­ла плакать еще сильнее. Но теперь слова ее были обращены не к матери, а к Богу.
— Иисус, я так хочу к Тебе! Где Ты? Ты видишь, что я одна, у меня теперь нет мамочки. Я боюсь!.. Иисус, возьми меня к Себе! Я хочу идти к Тебе, но не знаю дороги! Доведи меня, Иисус!
На следующий день Федору похоронили рядом с Мака­ром на старом деревенском кладбище.
Маруся осталась круглой сиротой.
Тетка Марфа сразу же сообщила об этом родной сестре Федоры и попросила забрать Марусю к себе.
Через несколько дней пришла тетка Акулина и, горюя о смерти сестры и зятя, решилась взять сироту к себе. Аку­лина знала, что Фетис, ее муж, не похвалит за это. У них у самих было пятеро детей. Фетис же часто пил и поэтому достатка в семье не было — жили бедно.
Преодолев пешком верст шестьдесят, Маруся оказалась в деревне Грушино, в семье своих родственников.
Дядя Фетис был очень недоволен, что жена привела в дом племянницу.
— Я и так должен кормить шесть ртов, а ты еще дармо­едов по миру собираешь! — сердился он, открыто проявляя неприязнь к Марусе.
Дядя часто приходил с работы пьяный, и тогда Маруся не знала, куда деться. Он грубо и безжалостно пинал ее, таскал за волосы, бил без причины.
Маруся понимала, что дядя не любит ее, и от этого со­знания ей становилось горько. Забьется она, бывало, где-нибудь в угол, наплачется вволю, вспоминая любимую мать, помолится Богу и уснет там же.
Тетка Акулина жалела Марусю, но помочь ей ничем не могла, потому что сильно боялась мужа. Уже не раз она испытала на себе его тяжелые кулаки за то, что хорошо относилась к сироте.
— Эх, Маруся,— тяжело вздыхала тетка,— терпи, род­ная! Может, даст Бог когда-нибудь ему милость — обра­зумится, бросит пить.
Маруся изо всех сил старалась помогать тете по хо­зяйству, чтобы не есть даром хлеб. Она подметала избу, нянчила маленького Мишу, бегала за картофелем, усердно полола огород.
Однако дядя Фетис словно не замечал ее стараний. Он становился все злее и злее и скоро уже совсем не мог смот­реть на Марусю. Один раз он так потянул ее за волосы, что вырвал целый пучок. А в другой раз Марусе пришлось целую неделю пролежать в своем углу из-за того, что дя­дя пнул ее и сильно ушиб ногу. С тех пор Маруся уже не смела садиться за стол вместе со всеми. Тетя Акулина кормила ее тайком, чтобы не видел муж.
Не один раз уже Маруся хотела убежать из этого дома, но куда — не знала. Она часто вспоминала предсмертные слова матери: "Иди к Иисусу, доченька! Он тебя любит, у Него хорошо..." Но как идти к Иисусу и где искать Его — Маруся не знала.
Как-то раз послала ее тетя в лавку за спичками. Когда Маруся уже возвращалась домой, из-под одной калитки, виляя хвостом, выбежал маленький, толстенький щенок и стал ласкаться к ней. Маруся взяла его на руки и прижала к себе. Он был такой теплый, мягкий! В это время откры­лась калитка и вышла незнакомая женщина. Заметив, что Марусе понравился щенок, она ласково предложила:
— Если хочешь, возьми его себе!
От радости Маруся даже спасибо забыла сказать и стремглав помчалась домой.
Дети встретили щенка восторженными возгласами. Сра­зу же все стали придумывать ему кличку, а потом пристали к матери, чтобы она дала несколько ложек молока.
Тетка Акулина, боясь мужа, долго не соглашалась, но дети так уговаривали, что она наконец уступила им. Ребя­тишки тут же нашли какой-то черепок и налили в него молока. Но как только щенок, виляя хвостом, стал пить, открылась дверь и в избу вошел дядя Фетис.
— А-а-а! Ты еще и собак молоком кормить будешь?! — рявкнул он, как зверь.
Дети бросились врассыпную.
— Мало того, что Машку привела в нахлебники!..— не­истово закричал дядя и так пнул щенка, что тот с визгом отлетел в противоположный угол избы и, немного подрыгав лапами, сдох.
Но этого Фетису оказалось мало. Он ходил из угла в угол и шарил глазами по избе.
— Где Машка? — спросил он, неизвестно у кого.— Где она спряталась? Убью я ее! У-у-у...
Маруся слышала, как вскрикнула тетка Акулина и, вы­рвавшись из рук мужа, выскочила на улицу, спасаясь от его тяжелых кулаков.
Забившись в темный угол, Маруся дрожала как осино­вый лист и думала, что вот-вот дядя найдет ее и тогда уже несдобровать... Она понимала, что показываться в избе ей теперь нельзя. Куда же скрыться? Нужно убегать, но куда? Кто ждет бедную сиротку?
Решила Маруся бежать в огород и спрятаться в карто­феле. "Полежу, пока стемнеет, а там — что Бог даст", — по-взрослому рассудила она и, выбрав удобный момент, стремглав бросилась в огород. К счастью, дядя Фетис в это время бранил жену и не заметил Марусю.
А она, голодная и дрожащая от страха, скрылась в вы­сокой картофельной ботве и незаметно уснула.
Проснулась Маруся, когда уже стемнело. Вспомнив, что произошло днем, она невольно подняла глаза к небу и вдруг увидела яркую звезду.
— Ах, милая звездочка! — тут же вырвалось у Маруси.— Поведи меня к Иисусу! Мне негде жить, я хочу к Иисусу, там моя мама. Тихий шепот перешел в рыдание:
— Добрый Иисус! Мама говорила, что Ты меня любишь! Я хочу идти к Тебе, но не знаю дорогу! Мама говорила, что звездочка доведет меня...
Маруся вскочила и побежала за село, время от времени поглядывая на мерцающую вдали звезду.
Скоро деревня осталась далеко позади. Маруся уже ус­тала, до крови исколола ноги, но остановиться, чтобы пере­дохнуть, боялась.
"Уже, наверно, недалеко до Иисуса...— утешалась она, поднимая к небу глаза.— Скоро я мамочку увижу..."
Однако силы заметно таяли, а звездочка была еще очень-очень далеко. Маруся присела отдохнуть. Густая, зеленая трава показалась ей мягкой постелью, и она тут же крепко уснула. Спала она неспокойно — снился дом тет­ки Акулины, злобный взгляд дяди Фетиса. Маруся часто вздрагивала во сне и бессвязно шептала:
— К Тебе иду... Иисус!.. Звездочка... веди!
Рассвело. По дороге, громыхая, потянулись телеги, гру­женные дровами. Это мужики ехали на пристань. Они громко разговаривали, и их голоса разбудили Марусю. Она испуганно подняла голову и протерла глаза.
К ней подошли несколько мужиков.
— Девочка, ты что тут делаешь? — наклонился один.— Чья ты? Куда идешь?
— К Иисусу,— уверенно ответила Маруся.— Моя мама уже ушла к Нему, а мне велела чуть позже идти.
— А где твоя мама? — мужики в недоумении перегля­нулись.
— Ушла к Иисусу,— повторила Маруся.
— А ты куда идешь?
— Тоже к Нему. Мама сказала, что Он меня любит и у Него хорошо.
— А где Он? — ничего не понимая, расспрашивали му­жики.
— Не знаю,— вздохнула Маруся.— Меня звездочка ве­ла... Уже, наверно, недалеко...
— А чья ты? Откуда идешь?
— Я сирота. У меня нет ни отца, ни матери... Я жила у тети Акулины, но дядя не любил меня и сильно бил...
Маруся взглянула на небо и, не увидев звезды, подума­ла: "Это, наверно, потому что настал день. Дождусь вечера и пойду дальше..."
Мужики понимали, что девочку нельзя оставлять од­ну в поле, и, посоветовавшись, решили взять ее с собой. Они хотели довезти ее до пристани, а там — сдать в какой-нибудь приют.
Маруся долго не соглашалась ехать с мужиками. Она твердила, что ей осталось идти совсем немного, а оттуда, куда они ее повезут, может, звездочку совсем не будет видно.
Еле-еле уговорили ее. Взобравшись на телегу, Маруся устроилась поудобнее и скоро уснула.
На пристани мужики старались как можно тише разгру­жать дрова, стараясь не разбудить Марусю. Подводу, на которой она спала, оставили напоследок.
На этот раз все разговоры сводились к одному: чья эта девочка и как оказалась в поле.
— Какая-то странная она,— пожал плечами один, выти­рая пот со лба.
— Должно быть, жизнь тяжелая. От хорошей жизни из дому не побежишь,— заметил другой.
— Да и где их, сирот-то, приласкают? — тяжело вздох­нул третий.
— Я еще ни разу не слыхал, чтобы к Иисусу кто-нибудь шел. Разве к Нему дойдешь? Где Он? Странно как-то...
— Должно быть, на святые места пробирается,— пояс­нил пожилой степенный человек, подводя телегу, на кото­рой лежала Маруся,— или в монастырь какой. Мать, навер­ное, в Бога верила. Нынче мало таких матерей...
Когда Марусю разбудили, она с интересом стала разгля­дывать штабеля дров, огромную реку, на которой стояли большущие баржи. И вдруг в глазах ее сверкнуло непод­дельное любопытство.
К пристани медленно приближался белоснежный паро­ход. Маруся впервые была на реке и, конечно, сильно уди­вилась, увидев огромный плавающий дом со множеством окон и дымящейся трубой. Мужики занимались своим де­лом, и ей не у кого было расспрашивать.
Между тем, пристань наполнилась людьми. Одни встре­чали прибывших пассажиров, другие покупали билеты, чтобы плыть дальше.
Мужики, закончив работу, тоже побрели к причалу, за­хватив с собой Марусю. Толпа незнакомых людей, шум и крик торговок, беготня грузчиков — все это напугало Марусю. Закрыв лицо руками, она расплакалась. "Где же Иисус? — переживала она.— Я так долго шла к Нему, а те­перь нет звездочки и я совсем не знаю, куда идти".
Мужики, окружив Марусю, стали успокаивать ее, угова­ривать, но бесполезно. Она вспомнила мать, вспомнила, что шла к Иисусу, но оказалась среди незнакомых людей и за­плакала еще сильнее и громче.
Услышав плач, к мужикам подошла уже не молодая женщина.
— Что-то случилось? — мягко спросила она, опуская на землю небольшой чемодан.
— Ничего,— нехотя буркнул один.
Женщина наклонилась и нежно погладила Марусю по волосам:
— Ты почему плачешь, детка? Тебя кто-то обидел?
Маруся почувствовала ласку в ее голосе и тут же пере­стала плакать. Она подняла на незнакомку припухшие гла­за. Прикосновение ее мягких рук напомнило прошлое Рождество и добрую умирающую мать.
Заметив, что сострадательная женщина не просто ради любопытства спрашивает о девочке, мужики рассказали, что нашли ее в поле, а идет она к какому-то Иисусу.
Тогда женщина присела около Маруси и стала расспра­шивать, как ее зовут, сколько ей лет, где ее родители, отку­да и куда она идет.
Женщина, звали ее Елизавета Николаевна, оказалась христианкой, и желание Маруси попасть к Иисусу, не было для нее странным. Напротив, ей очень понравились рассуж­дения девочки, и она невольно подумала: "Не я ли должна стать путеводной звездой для этой крохи? Может, Господь хочет, чтобы я позаботилась об этом ребенке?" Елизавета Николаевна смотрела на Марусю и мысленно взывала к Богу, чтобы Он научил ее, как поступить.
Пять лет назад Елизавета Николаевна похоронила мужа и теперь жила одна в небольшом уездном городке. Был у нее свой домик, куда она и возвращалась, погостив у сест­ры. Теперь перед ней стоял вопрос: что делать с сироткой? Взять ее с собой или нет?
Елизавета Николаевна колебалась. Она хорошо понима­ла, что ее пенсии никак не хватит на двоих. Однако она чувствовала, что должна приютить сироту, но... где взять деньги, чтобы кормить и одевать ее?
Надеясь на милость Господа, Елизавета Николаевна все же решилась взять Марусю к себе.
Мужики рады были, что не нужно тратить время на уст­ройство девочки, и охотно оставили ее на попечение сердо­больной женщины.
Елизавета Николаевна купила билеты, и вскоре они уже плыли по широкой реке вниз по течению. На пристанях, когда пароход останавливался, тетя Лиза, как теперь ее называла Маруся, покупала пирожки и ватрушки. Так что Маруся была довольна и охотно рассказывала о смерти матери, о жизни в Грушино. Вспоминала она и тетку Акулину, дядю Фетиса, не забыла рассказать и про щенка.
Вечерело. Заметив, что солнце вот-вот спрячется за го­ризонтом, Маруся с нетерпением поглядывала на небо, ожидая появления звезды. "Если только мы едем не туда, куда ведет звездочка, я на первой же остановке убегу! — решила она.— Мама говорила, что звездочка доведет к Иисусу".
— Маруся, что ты так часто смотришь на небо? — по­интересовалась Елизавета Николаевна, заметив ее беспо­койство.
— Я ищу звездочку, которая вела меня,— просто отве­тила Маруся, рассматривая небосвод.
И вдруг она вскрикнула, да так громко, что все пассажи­ры, бывшие на палубе, обратили на нее внимание:
— Вон она! Моя звездочка! Совсем недалеко! Тетя Лиза, ведь мы прямо на нее едем! Она доведет нас!
Потом Маруся протянула руки вперед и, не обращая ни на кого внимания, заговорила:
— Звездочка милая, веди меня к Иисусу! Мама говори­ла, что у Него хорошо, Он любит меня. Иисус дорогой, прими к Себе сиротку! Там у Тебя моя мама... Я так хочу жить с Тобой, и с мамой!
Слушая эти простые, сердечные слова, Елизавета Ни­колаевна поняла, что Сам Бог послал навстречу ей эту девочку. Она плакала, жалея сироту, и мечтала расска­зать ей об Иисусе, о спасении, о жизни вечной.
— На следующей остановке нам нужно выходить,— обняла она Марусю.— Давай потихоньку пробираться к выходу!
Повинуясь, Маруся вложила свою худенькую ручку в добрую теплую ладонь Елизаветы Николаевны и последо­вала за ней. Но их остановил какой-то мужчина.
— Это ваша девочка? — обратился он к Елизавете Ни­колаевне.
— Да, теперь моя!
— Благословен Бог, давший мне милость услышать это­го ребенка! — возбужденно, со слезами на глазах, сказал пассажир.— Я много слышал о Боге, знал, что нужно прий­ти к Нему, но медлил... Когда же эта девочка так искрен­не хотела попасть к Иисусу, Дух Святой коснулся моего сердца, и я в слезах раскаяния обратился к Богу. Я счаст­лив теперь, потому что Иисус принял меня в число Своих детей!
Потом мужчина взял Марусю за руку и как-то торжест­венно сказал, показывая на Елизавету Николаевну:
— Вот твоя звездочка, дитя мое! Она приведет тебя к Иисусу...
Пароход причалил. Счастливый пассажир помог Ели­завете Николаевне вынести чемодан и нашел извозчика, который согласился в эту глухую ночь отвезти женщину с ребенком домой. На прощанье он крепко пожал им руку:
— Благодарю Господа, что встретился с вами. Благода­рю и тебя, звездочка моя, что ты меня, заблудшего, привела к Богу. Приводи и других к Нему!.. До свидания.
Минут через двадцать Елизавета Николаевна и Маруся были уже в уютном трехкомнатном домике. Здесь было тихо и тепло. Елизавета Николаевна быстро искупала Ма­русю, приготовила для нее постель и, укладывая в кро­вать, сказала:
— Это все для тебя, дитя мое!
Затем она взяла Евангелие и присела рядом:
— Господь послал тебя ко мне, Машенька, и я хочу рас­сказать тебе, как прийти к Иисусу.
Елизавета Николаевна стала читать из Священного Пи­сания стихи о любви Божьей, о смерти Христа и Его вос­кресении. Рассказала о необходимости покаяния, о вере и любви к Богу.
Затаив дыхание, Маруся впервые слышала такое простое и понятное разъяснение Слова Божьего. Она вдруг поня­ла, что слова "приходящего ко Мне не изгоню вон" отно­сятся и к ней.
Была глубокая ночь, но в доме все еще горел свет. Ели­завета Николаевна с Марусей склонились перед Богом, и маленькая грешница исповедовала свои грехи, желая при­надлежать святому Богу. Добрый и любящий Иисус услы­шал искренний зов души и наполнил сердце Маруси радо­стью и миром.
— Как я счастлива! — ликовала Маруся, обнимая Ели­завету Николаевну после молитвы.— Какой добрый Иисус! Как Он любит меня! Теперь я знаю, что значит прийти к Богу! А ты, тетя, давно уже пришла к Нему?
— Давно, детка, лет 25 будет... Я тоже рада за тебя, Маруся...
Никогда еще Маруся не спала в такой белоснежной по­стели и никогда не чувствовала себя так легко и радостно, как в эту ночь.
А Елизавете Николаевне не спалось. Время от времени она подходила к кровати и, всматриваясь в бледное лицо спящей, горестно качала головой: "Намаялась, бедняжка!".
Проснулась Маруся только к обеду. К этому времени Елизавета Николаевна уже испекла пироги с рисом и сва­рила кофе. Они вместе почитали Евангелие, помолились и стали завтракать. Каким вкусным, красивым, приятным и родным было здесь все для Маруси!
В первые же дни Елизавета Николаевна перешила из своих юбок и кофточек одежду для Маруси, купила ей обувь. Соседки, узнав, что Елизавета Николаевна приютила сиротку, ничуть не удивились, потому что знали — она очень добрая и богобоязненная.
Чуть больше года счастливо прожили крепко любящие друг друга Елизавета Николаевна и Маруся. И вдруг слу­чилось несчастье — сгорел их маленький уютный домик. Пожар был настолько сильный, что спасти почти ничего не удалось.
Пришлось Елизавете Николаевне искать какую-нибудь квартиру. Но платить за целую комнату она была не в состоянии и на свою небольшую пенсию смогла снять только часть комнаты. Места для Маруси не было, поэтому пришлось поместить ее в приют, хотя Елизавете Никола­евне очень не хотелось расставаться с приемной дочерью.
Теперь каждое воскресенье Елизавета Николаевна по­сещала Марусю, приносила ей всякие гостинцы, подолгу беседовала с ней.
Как-то раз она обратила внимание на девочку, ровесни­цу Маруси, которая одиноко стояла у окна и с тоской поглядывала на веселых подружек. Елизавета Николаевна подозвала девочку и ласково спросила:
— Как тебя зовут?
— Дина.
— У тебя есть родные?
— Никого нет,— грустно ответила она.— Ко мне никто никогда не приходит...
Елизавета Николаевна добродушно угостила Дину бу­лочкой и пообещала каждое воскресенье посещать и ее и Марусю. На прощанье она нежно поцеловала Дину и, уже в дверях, спросила:
— Ты читать умеешь?
— Нет...
— Мы будем читать Библию вместе! — подпрыгнув от радости, пообещала Маруся.
В следующее воскресенье Елизавета Николаевна узнала грустную историю Дины. Ее родители были живы, но она их не видела и не знала, где они.
Не так давно Дина была любимым и единственным ре­бенком в зажиточной семье. Отец ее, Николай Владимиро­вич, работал заведующим на большом винокуренном заво­де. С женой, Ольгой Петровной, они жили дружно. У них всегда было много денег, и они ни в чем не нуждались. Но их семейное счастье вдруг разрушилось. Случилось какое-то недоразумение, и когда муж был в отъезде, кто-то из друзей сообщил Ольге Петровне, что их хотят арестовать за участие в подпольной работе.
Ольга Петровна была в панике. Недолго думая, она со­брала самое необходимое, попрощалась со спящей дочерью и, ничего не сказав домработнице, скрылась. Дина, конечно, долго плакала, искала мать, но никто не знал, где она.
Дня через три приехал Николай Владимирович и в этот же день получил от жены письмо. Писала она коротко:
"Сложные обстоятельства заставили меня оставить тебя и любимую Диночку и бежать за границу, спасая свою жизнь. Сильно жалею, что не взяла дочь с собой, хотя это очень-очень опасно. Прощай.
Оля".
Николай Владимирович остолбенел от сознания того, что произошло. Он долго смотрел на письмо и вдруг стал так громко и долго хохотать, что сбежалась прислуга. Потом он стал говорить всякие бессвязные слова, и вскоре его увезли в психбольницу, как сумасшедшего.
Так Дина, оставшись без родителей, попала в приют.
Маруся быстро сдружилась с Диной. Она оказалась очень смышленой и за короткое время научилась от Ма­руси читать и писать.
Девочки вместе молились и читали Библию. Елизавета Николаевна часто посещала их и беседовала с Диной, при­зывая ее вручить свою жизнь Богу и полюбить Иисуса, Который давно уже любит ее.
Доверчиво и по-детски просто Дина попросила Иисуса поселиться в ее сердце и была счастлива оттого, что Бог принял ее в число Своих детей.
На большие праздники Елизавета Николаевна брала де­вочек к себе и они хорошо проводили время вместе.
Так прошло два года. Елизавета Николаевна все это вре­мя усиленно искала Ольгу Петровну, мать Дины. Она мно­го писала писем — расспрашивала, узнавала. И вот однажды получила такой ответ:
"Глубокоуважаемая Елизавета Николаевна!
Я получила Ваше письмо и не могу найти себе места от радости, что наконец-то нашлась моя Диночка! Я сер­дечно благодарна. Вам за заботу, которую Вы оказывае­те моей дочери. Постараюсь отблагодарить не только словами.
Очень прошу Вас привезти Дину в Швецию. Посылаю деньги на дорогу и на все необходимое. Конечно, все это доставит Вам много хлопот, но я верю, что Вы сделаете это, потому что у Вас широкое, любящее сердце.
Встречаю вас на границе первого августа.
Оля".
Елизавета Николаевна радовалась не меньше Ольги Петровны. Наконец-то Дина увидит свою мать и будет жить с ней!
Наступил день отъезда. Конечно, расставание было очень тяжелым. Привыкшие друг к другу, девочки не хоте­ли разлучаться. Маруся плакала больше всех. Ей так не хотелось оставаться одной в приюте! Словно частицу сердца отрывала она, провожая Дину.
Долго стояла Маруся у причала, пока пароход, на котором уплыла подруга и Елизавета Николаевна, не превра­тился в маленькую, незаметную точку.
Пересев с парохода на поезд, Елизавета Николаевна да­ла телеграмму, что едет скорым, но вагон забыла указать.
Ольга Петровна, как и обещала, встречала их на границе. Она пришла на вокзал намного раньше положенного и взволнованно ходила по перрону, время от времени читая телеграмму, которую знала уже наизусть.
Наконец поезд медленно подкатил к платформе. Ольга Петровна не знала на какой вагон смотреть. Сердце сильно колотилось от предвкушения встречи.
"Может, это она? — мелькнуло в голове, когда она уви­дела на перроне старушку с девочкой.— Точно они!"
Не узнавая, а догадываясь, что это Дина, Ольга Петров­на сгребла в охапку щупленькую девочку и стала целовать.
Плакали все — и Дина, и Ольга Петровна, и Елизавета Николаевна. Плакали от радости, от счастья, от возможно­сти быть вместе.
Через два часа шел поезд, на котором Елизавета Ни­колаевна хотела вернуться домой. Дина и Ольга Петров­на очень упрашивали ее остаться на несколько дней, но она не согласилась. Она переживала за Марусю, оставшуюся в приюте, и хотела побыстрее утешить ее.
Ольга Петровна купила Елизавете Николаевне обратный билет, передала Марусе много гостинцев и одежды.
Так Дина, проводив Елизавету Николаевну, осталась с матерью, не веря, что все это происходит наяву. Дома, прямо у ворот, их встретил Владимир Сергеевич, за кото­рого Ольга Петровна вышла замуж уже за границей. Он работал юристом и был порядочным, вежливым челове­ком. Дину он встретил с радостью и, целуя, крепко при­жал к себе, как родную.
Здесь все для Дины было ново и необычно. У нее те­перь была отдельная комната и множество всякой одежды, о которой она никогда и не мечтала. Одевая то одно, то другое, она смотрелась в зеркало и не узнавала себя. Радо­сти было много.
Понаслаждавшись красотой и богатством, Дина позвала мать в свою комнату:
— Мама, давай поблагодарим Бога за то, что Он такое чудо совершил для нас!
Не дожидаясь согласия, она встала на колени и просто сказала:
— Дорогой Иисус! Благодарю Тебя, что привел меня к маме. Я думала, что ее у меня нет, а теперь могу жить вместе с ней! Благодарю за тетю Лизу, за Марусю, кото­рые рассказали мне о Тебе. Сохрани их от всего плохого! Помоги мне быть послушной папе и маме. Благодарю, что у меня теперь все-все есть. Аминь.
Дина не поднималась с колен, ожидая, что мать тоже будет молиться. Но она молчала.
— Мама, почему ты не молишься? — открыла Дина гла­за.— Ты разве не рада, что мы встретились?
А растерянная Ольга Петровна не знала, что делать. Она не умела молиться так, как Дина. А молитвы, которые когда-то учила, были неподходящими.
— Мама, почему ты не молишься? — повторила Дина.
— Я молилась, доченька, только про себя.
— А почему вслух не хочешь? — уже тревожно спро­сила Дина.
— Я так никогда не молилась... Да и...
Она хотела признаться, что не может молиться так про­сто и искренно, но ей было стыдно перед дочерью.
Встав с колен, Дина обняла мать, поцеловала и радостно поблагодарила за все подарки, одежду и за все, приготов­ленное для нее. А потом, пристально посмотрев в глаза, спросила:
— Мама, а ты любишь Иисуса?
Ольга Петровна не могла ответить на этот вопрос. Ей казалось, что Дина совсем не похожа на обыкновенных детей. В таком возрасте разве кто-нибудь думает о Боге?
И все же, уйти от ответа было не так легко. У Дины все сводилось к одному — Бог дал, Бог послал, Бог любит, Бог знает.
После ужина мать решила уложить Дину спать и пошла с ней в спальню.
— Вот, доченька, твоя кровать, спи спокойно!
— Так мягко! — восхищалась Дина.— Спасибо, мама! И, как бы спохватившись, добавила:
— Давай вместе почитаем и помолимся! Мы с Марусей всегда вместе молились.
— Нет, моя крошка,— взволнованно отказалась мать,— мне сейчас некогда. Нужно убрать со стола, помыть посуду. Спокойной ночи! — попрощалась она и торопливо вышла.
Дина была поражена поступком матери. Она присе­ла на стул и задумалась: "Почему мама не хочет молить­ся и читать со мной?" Ответить на этот вопрос она так и не смогла.
Глубоко вздохнув, она открыла Евангелие и стала читать 18 главу Евангелия Луки. Читала вслух, громко.
Ольга Петровна принялась убирать со стола, но на серд­це было тревожно. Услышав звонкий голос дочери, она на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Дина читала:
— "...В одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился..."
Ольга Петровна опрометью бросилась к мужу.
— Володя, пойдем послушаем! Дина, кажется, про тебя что-то читает! Скорее!..
Они в какое-то мгновение оказались возле двери и за­стыли, напряженно вслушиваясь в каждое слово. Дина же, ничего не подозревая, продолжала читать:
— "...А после сказал сам в себе: хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но как эта вдова не дает мне по­коя, защищу ее, чтобы она не приходила больше доку­чать мне. И сказал Господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопи­ющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но Сын Че­ловеческий пришед найдет ли веру на земле?"
С каким-то страхом смотрели друг на друга Ольга Пет­ровна и Владимир Сергеевич. Они молчали, боясь про­пустить хоть одно слово.
Дальше следовало повествование о двух молящихся в храме и о детях.
— "...Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него",— Дина закончила чтение и стала молиться:
— Дорогой Спаситель! Благодарю, что Ты слышишь ме­ня! Благодарю, что простил мои грехи и приготовил мне место на небе. Прошу Тебя, Иисус, научи молиться мою маму, и папу тоже! Спаси их, чтобы и они могли быть на небе. Пошли нам спокойный сон. Сохрани тетю Лизу и Марусю. Аминь.
Ольга Петровна и Владимир Сергеевич долго молчали, думая каждый о своем. Так же молча легли спать. И только далеко за полночь Владимир Сергеевич тихо спросил:
— Ты спишь, Оля?
— Нет,— отозвалась она.
— Я тоже не могу уснуть.
— О чем ты думаешь?
— О чем же еще думать-то,— тревожно произнес Вла­димир Сергеевич.— Мы с тобой столько прожили, и по­ловины не знаем того, что Дина знает. Она молится о нас, а мы сами о себе не можем...
— Мне тоже стыдно...— призналась Ольга Петровна.— Дина читала, что матери приносили своих детей к Иису­су, чтобы Он прикоснулся к ним. А я... убежала, оставив дитя... И никогда ни о нем, ни о себе не молилась. Если бы не Елизавета Николаевна...— всхлипнула она.
— Представь себе только: Дина молится, чтобы мы были спасены! Девочка — нас учит! — тяжело вздохнул Владимир Сергеевич и глубоко задумался.
На этом разговор закончился.
На следующее утро Ольга Петровна встала чуть свет. Следом поднялся муж.
— Как спалось? — участливо спросила она.
— Очень плохо,— устало зевнул Владимир Сергеевич.— Слова "Сын Человеческий пришед, найдет ли веру на зем­ле?" всю ночь звучали в ушах и не давали покоя. Разве мы с тобой христиане, Оля?! Только имя носим, а на са­мом деле... Я никогда не слышал этих слов, не понимал их, а восьмилетняя девочка... знает. Она, наверное, уже Еван­гелие прочитала, а у нас его даже нет...
Заложив руки за спину, он стал ходить из угла в угол:
— Да и как мы жили с тобой, Оля? Убивали время в те­атрах, на пирушках, чего-то искали, чем-то наслаждались, а о душе никогда не думали, как будто ее у нас нет.
— Я тоже почти не спала и все время думала, что так жить дальше нельзя,— Ольга Петровна вытерла передни­ком слезы.— Нам тоже нужно почитать Евангелие, Воло­дя... И хотя стыдно перед Диной, но придется читать вме­сте с ней. Не смогла я привести ее к Иисусу, так пусть она теперь ведет нас...
На этом и порешили. Конечно, Дина была очень рада, что папа с мамой хотят слушать, как она читает Евангелие. Прочитав стих, она объясняла его своими словами, добав­ляя: "Так говорила тетя Лиза и Маруся".
Искренне приняв слово Божье из детских уст, Владимир Сергеевич и Ольга Петровна раскаялись в своих грехах и вскоре стали членами небольшой церкви в их городе.
Однако счастье этой семьи длилось недолго. Неожи­данно Дина заболела воспалением легких. А через не­делю врач признался, что он ничем не может помочь. Владимир Сергеевич, полюбивший Дину не меньше, чем мать, был в большом горе. Положение девочки было безнадежно, дни ее были сочтены.
— Нам так хорошо было с тобой! — сокрушались роди­тели.— Неужели ты теперь оставишь нас?
— Я пойду к Спасителю, к нашему Иисусу. У Него ведь намного лучше, чем здесь!
— Ты, как вифлеемская звездочка, привела нас с мамой к Богу! — как-то раз, еле сдерживая слезы, признался Владимир Сергеевич.— Скажи, что ты хочешь, чтобы мы сделали для тебя?
Дина открыла уже помутневшие глаза и чуть слышно попросила:
— Когда я умру, возьмите к себе Марусю и тетю Лизу...
— Конечно, конечно! — в один голос согласились роди­тели.— Об этом ты даже не переживай!
Но Дина уже ни о чем не переживала. Она лежала спо­койно, и только неровное дыхание и смертельная бледность лица говорили о скором конце.
— Папа, мама, до свидания! — вдруг выдохнула она.— У Иисуса встретимся...
И ушла. Навсегда ушла к Господу.
Сразу же после похорон Дины, Владимир Сергеевич и Ольга Петровна решили переехать в Россию. Елизавете Николаевне отправили телеграмму: "Диночка умерла, мы спасены. Едем к вам. Смирновы".
Вряд ли можно было найти дом более счастливый, чем этот. Когда-то чужие, они собрались теперь в одну семью и дружно прославляли Бога: Владимир Сергеевич, Ольга Петровна, Елизавета Николаевна и Маруся.
Будучи хорошо обеспечены, Смирновы удочерили Ма­русю и тут же отдали ее в гимназию.
Незаметно пролетели годы. После напряженных экзаме­нов, отлично окончив учебу, Маруся отдыхала со своими "родными" на даче в сосновом лесу. Каждый вечер она неизменно читала Библию и молилась в своей комнате.
Однажды, облокотившись на подоконник открытого ок­на, Маруся вспомнила детство. Перед глазами мелькали картины прошлого: умирающая мать, звезда в маленьком отверстии незамерзшего стекла, тетка Акулина, дядя Фетис, картофельные кусты, пароход, Елизавета Николаевна...
Глубокой благодарностью Богу и радостью наполнилось сердце Маруси. Она преклонила колени и стала молиться:
— Великий и чудный Бог! Благодарю Тебя за все, что Ты посылал мне в жизни. Благодарю за всех людей, кото­рые помогали мне приближаться к Тебе и любить Тебя. Особенно благодарю за тетю Лизу, которая познакомила меня с Тобой, моим Спасителем и Богом. Благодарю за родителей, которые так любят меня. Прошу Тебя, Иисус, позволь мне побыть в Грушино, чтобы и тете с дядей ука­зать путь к спасению...
На следующий день Маруся рассказала домашним о сво­ем желании поехать в Грушино и засвидетельствовать род­ственникам о любви Божьей. Ольга Петровна и Владимир Сергеевич охотно согласились отпустить ее.
Село Грушино по-прежнему было бедным и темным. К дому дяди Фетиса Маруся приближалась с каким-то стра­хом: как ее встретят, узнают ли? Будет ли дядя пьяным, как это часто бывало раньше?
Остановив извозчика у самых ворот, Маруся поспешно вошла во двор, а затем в покосившуюся избу. Внезапное появление городской барышни привело хозяев в смущение. Они замерли в ожидании и недоумении.
— Вы узнаете меня? — взволнованно спросила Маруся.
— Нет, милая, откуда нам знать, мы в городе не быва­ем...— робко отозвалась тетка Акулина.
— Да ведь я — Маруся, дочь Федоры,— бросилась она к тете.
А та не верила своим глазам и долго не могла согла­ситься, что это действительно Маруся.
Поведение племянницы, простота ее слов и то, как она искренне целовала своих братьев и сестер, заставило тетю Акулину поверить и немало обрадовало ее.
Маруся всем привезла гостинцы и подарки. Ее внима­ние и нежная забота расположила родных, и вскоре они, не стесняясь, стали рассказывать о себе.
Вечером пришел с работы дядя Фетис. Как он постарел!..
Увидев незнакомую барышню, он в раздумье остановил­ся в дверях, не зная, стоит ли заходить или подождать, пока она уйдет. Когда же он узнал, что это Маруся, смутился еще больше. Стыдно было смотреть ей в глаза Сразу же вспомнилось все... А Маруся, вдобавок ко всему, привезла ему две рубашки и отрез на костюм.
— Зачем это? — хрипло спросил он, не глядя в глаза.
Но Маруся всеми силами старалась показать, что она любит его и не помнит никаких обид.
В первый же вечер Маруся поведала родным о цели приезда: рассказать о любви Божьей, о спасении в Иисусе Христе.
Не понимая, что это значит, дядя с тетей покорно согла­сились слушать. Каждый вечер они садились вокруг стола, благоговейно складывали руки и внимательно слушали, как Маруся читает Евангелие. А она, попросив у Господа бла­гословения, прочитывала несколько стихов и, как могла, разъясняла.
Словно огонь загорелся в сердце дяди. Он увидел себя грешным, пропащим человеком. Все ниже и ниже опускал он голову, все чаще и чаще вздыхал. А когда Маруся про­читала, что Апостол Павел называет себя первым грешни­ком, он осмелился прервать ее.
— Нет, Маруся! Это я первый! Я — самый большой грешник!
В этот вечер он в сокрушении каялся перед Господом. А после молитвы искренне просил прощения у детей, у жены.
— Прости меня и ты, Маруся,— подошел он к племяннице — Я крепко обижал тебя... прости!
— Я давно простила вам, дядя,— вытирала слезы Мару­ся.— С тех пор, как Господь меня простил, я совсем не оби­жаюсь на вас...
Целый месяц гостила Маруся в Грушино. За это время вся семья дяди с тетей обратилась к Господу. Кроме того, послушать Слово Божье приходили и соседи.
Так через некоторое время в Грушино образовалась не­большая община христиан.
Маруся была безмерно рада, что Господь употребил ее, призывая к Себе грешников. Радовались и ее названные родители, и родственники, и тетя Лиза.