После смерти матери Роберт поселил­ся у своей тети. У нее был большой дом, и среди многих комнат для квар­тирантов, она выделила небольшую для племянника. Отца Роберт совер­шенно не помнил — он умер очень дав­но. На пропитание мальчик зарабатывал сам: днем продавал газеты, а по вечерам помогал убирать в овощном магазине.
Иногда Роберт ходил в воскресную школу. И вот один раз, отвечая на заданный учительницей вопрос, он должен был прочитать такой стих:
— "Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаж­дет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья".
Несколько мгновений Роберт обдумывал прочитанное, затем возмущенно заявил:
— Разве можно кормить своего врага? Нет уж! Это не для меня написано!
От неожиданности учительница воскресной школы сна­чала оторопела, но потом, придя в себя, возразила:
— Думаю, Роберт, что гораздо лучше поступать так, как учит Слово Божье. Делать нашим врагам добро — это большое преимущество христианина!
— Нет, нет! — Роберт нетерпеливо передернул плеча­ми.— Этого еще не хватало! Мой враг будет издеваться надо мной, а я должен его любить?! Если бы у вас был такой жестокий враг, как у меня, вы не говорили бы так!..
Учительница окинула его внимательным взглядом. Не­высокого роста, щупленький, с грубоватыми чертами ли­ца и взъерошенными волосами, он выглядел не подростком, а маленьким старичком. Губы его скривились в неприятной улыбке, в глазах сверкнуло неподдельное негодование.
— Ну что ж, Роберт, садись! После занятий останься, расскажешь про своего врага.
— Петька убил мою любимую кошку! — гневно сверкая глазами, рассказывал Роберт.— Вы даже не представляете этого! Прошлой весной я нашел больного котенка и выкор­мил его. Он всегда бегал следом за мной, а ночью, свернув­шись калачиком, спал рядом.
С Петей я раньше дружил, но однажды мы крупно поссорились. Чтобы отомстить мне, он поймал мою кошку и выбросил ее с чердачного окна! Я слышал, как она ударилась об асфальт и громко замяукала. А Петька толь­ко засмеялся и с тех пор стал дразнить меня: "Мяу-мяу!". Я ненавижу его и обязательно отомщу! — размахивал кулаками Роберт.
— И все же ты постарайся поступить с Петей по Слову Божьему,— мягко посоветовала учительница.
Небрежно мотнув головой то ли в знак согласия, то ли от возмущения, Роберт попрощался и выскочил на улицу.
Уже дома, поднимаясь по лестнице, он столкнулся с Пе­тей, который насмешливо взглянув на него, вполголоса произнес: "Мяу-мяу!".
Роберт сжал кулаки и еле сдержался, чтобы не ринуться вдогонку. Негодуя и злясь, он бросился в свою комнату.
— И я должен любить его?! — Ни за что! Я ненавижу его! Ненавижу! — твердил Роберт.
От нечего делать он лег на пол, подложил руки под голову и неподвижно уставился в потолок. "Как же быть с этим стихом? Ведь это написано в Библии! Конечно, хо­рошо слушаться Самого Бога, но любить Петьку?..— Это невозможно!" — думал он, оправдываясь и возмущаясь.
Перед глазами вдруг появилась кошка с застывшей струйкой крови на носу. А в ушах зазвучал ехидный голос Пети... Роберт тряхнул головой и снова задумался.
Несколько дней спустя, рано утром, Роберта разбудили негромкие голоса, доносившиеся из комнаты, где жил Петя с отцом. Потом послышались тяжелые шаги по лестнице — Петин отец уходил на работу.
Прошлой осенью у Пети умерла мать. Отец из-за этого сильно затосковал и стал часто пить водку.
"Как хорошо, что у меня нет отца! — невольно вздохнул Роберт.— Наверное, все отцы — пьяницы..."
Наконец шаги стихли, и вдруг Роберт услышал тихое всхлипывание.
"Неужели Петя плачет? Может, он заболел? — про­мелькнула неожиданная мысль, но Роберт тут же отогнал ее.— Ну и что же? Пусть плачет, ведь он — мой враг!"
Однако любопытство не давало покоя. Роберт вы­прыгнул из постели, быстро оделся и на цыпочках под­крался к соседней двери. Она была приоткрыта, и он роб­ко заглянул.
В комнате стояли две кровати, комод, стол и несколько стульев. Одна кровать была пуста, а на другой лежал Петя. Было видно, что у него высокая температура, потому что щеки были ярко-красные.
Роберт притаился и не сводил глаз с Пети. Да, его враг, беспомощный и больной, лежал в постели!
Видимо, Петя почувствовал пристальный взгляд, по­тому что приподнял голову и через силу прошептал:
— Это ты, Роберт? Пожалуйста, передай тете, чтобы она пришла! У меня страшно болит все, а голова, кажется, вот-вот расколется...
Лицо Роберта вытянулось в презрительной усмешке. Те­перь-то наступил удобный момент и он обязательно ото­мстит Пете! Он резко повернулся и, выскочив из комнаты, поплотнее прикрыл дверь. Однако к тете он не пошел.
Возвратившись в свою комнату, Роберт немного посто­ял у окна, затем, громко топая, медленно спустился вниз. На мгновение задержавшись у дверей тетиной комнаты, он махнул рукой и решительно выбежал на улицу.
Домой Роберт вернулся поздно вечером. Возле Петиной комнаты он замедлил шаг и прислушался:
— Мне очень холодно и скучно...— донеслось из-за две­ри.— Я целый день один. Жалобный голос Пети напомнил Роберту о нечестном поступке.
— Я понимаю тебя,— вздохнула тетя. Видимо, кто-то из сострадательных соседей пригласил ее к больному.— Но сидеть возле тебя я не могу: у меня много работы. Выпей-ка вот это лекарство и постарайся заснуть. А я пойду...
Роберт стрелой метнулся в свою комнату — ему не хотелось встречаться с тетей. Но через время он приоткрыл дверь в Петину комнату и осторожно просунул голову. Больной лежал лицом к стене и тихо стонал.
"Может, заговорить с ним? — мелькнуло в голове.— Нет. Лучше рассмеяться и сказать: "Мяу!" А может...— от слов, пришедших на память, он резко отпрянул.— "Если враг твой голоден, накорми его: если жаждет, напой его..." Неужели так надо поступить с Петей? — Нет! Нет!"
Тут больной зашевелился и громко застонал.
— Ну... как... ты поживаешь? — еле выдавил Роберт, подходя к кровати.— Хорошо?
Петя с трудом повернулся и чуть слышно прошептал:
— Ужасно... Голова огнем горит...
Роберт молча потоптался и вышел. Петины слова снова напомнили стих, в котором говорится о горящих угольях на голове врага.
Долго Роберт не мог уснуть в этот вечер. В памяти сно­ва и снова всплывал разговор с учительницей воскресной школы. "Неужели, действительно, лучше любить своего врага и делать ему добро, чем мстить? Если это так, значит, я должен простить Пете?"
Послышались тяжелые шаги. В ночной тишине они каза­лись очень громкими. Это Петин отец возвращался домой. Он, по-видимому, снова был пьян. Долго еще он что-то недовольно бормотал и возился, гремя стульями. Но нако­нец и он успокоился.
А Роберт все еще не мог заснуть. Мысли быстро сменяли одна другую, и как он ни старался, не мог забыться. Созна­ние, что Пете нужно простить и поступить с ним, как учит Слово Божье, не давало покоя.
"Попробую! — решил Роберт.— Может, получится снова полюбить его..." От принятого решения на душе стало лег­ко, а вернее сказать, радостно, и он незаметно уснул.
Утром Роберт поднялся с тем же непонятным и, в то же время, приятным чувством. На улице уже рассвело. Он вскочил и почти бегом отправился на работу.
День выдался хмурый, пасмурный. Моросил мелкий на­доедливый дождь, порывами переходя в снег. Торопливые прохожие, поеживаясь, спешили по своим делам, и мало кто покупал газеты.
Домой Роберт возвратился изрядно продрогший. Возле комнаты соседей он невольно приостановился, неуверенно приоткрыл дверь и заглянул. В комнате горел свет. Возле кровати больного, на табуретке, стояла кружка. Петя был один и, по-видимому, дремал.
Роберт вроде смело шагнул в комнату, но вдруг оробел. Однако отступать не хотелось, и он негромко кашлянул. Петя приоткрыл глаза.
— Тебе что-нибудь нужно? — подходя к кровати, смущенно спросил Роберт охрипшим голосом.
— Я сильно хочу пить...
Роберт схватил кружку и помчался во двор. Вернулся он с холодной водой и подал Пете.
— Может, ты хочешь что-нибудь поесть? — еще больше осмелел Роберт.
Больной, жадно напившись, поставил кружку и, вместо ответа, нерешительно покачал головой.
— Когда у меня болело горло, я помню, мама давала мне апельсин. Хочешь, я сбегаю в магазин и попрошу один для тебя? — неожиданно спросил Роберт.
От удивления Петя не произнес ни слова и, отчаянно со­противляясь, снова покачал головой, словно боясь чего-то.
Но Роберт выскочил из комнаты и, громко топая, побе­жал в овощной магазин, где для него всегда находилась какая-нибудь работа.
В этот раз продавец поручил ему сложить ящики штабе­лем и подмести на складе. За это Роберт получил два больших апельсина и, довольный, помчался домой.
С каким удовольствием он съел бы их сам! Роберт даже замедлил шаг, с наслаждением вдыхая приятный аромат. Но надо ведь накормить больного врага!
Роберт решительно распахнул дверь в комнату Пети.
— Возьми, это для тебя! — сказал он, заметив, что Петя не верит своим глазам.
Роберт очистил апельсины и, отправляя их дольку за долькой Пете в рот, размышлял: "Вот теперь я сделал все, как написано в Библии: напоил своего врага и накормил... Постараюсь делать так до тех пор, пока он не выздоровеет, а потом посмотрю, что из этого получится..."
Петя проглотил последнюю дольку, и Роберт вскочил, готовый тут же убежать.
— Не уходи... мне скучно одному...— с тоской протя­нул больной.
— Об этом ничего не написано,— возразил Роберт.— Да мне и есть уже хочется.— И вышел из комнаты, оставив Петю в недоумении.
На другой день Роберт снова принес для Пети два апельсина и кружку воды. А через неделю он набрался мужества и взбил Петину подушку, поправил одеяло и даже вытер лицо и руки влажным полотенцем. "Хотя в Библии ничего не написано об этом, все же это неплохо для боль­ного..." — решил он.
Как-то раз Роберт принес небольшую кисть винограда. Увидев ее, Петя смутился, но вскоре его лицо озарила сча­стливая улыбка.
— Ты сам хотя бы чуть-чуть попробовал! — несмело предложил он.
— Я для тебя принес! Ешь! — отказался тот.
— Не понимаю тебя, Роберт! Почему это ты вдруг стал обо мне заботиться? Да еще так ласково, как мама...
— Ласково? Ни в коем случае! Я делаю это только по­тому, что так написано в Библии! Я должен делать это — иначе буду несчастным! — выпалил Роберт скороговоркой и, ничего не объяснив, выбежал из комнаты.
Как-то после занятий воскресной школы учительница задержалась возле Роберта:
— Ну, как обстоит дело с твоим врагом? Ты помирил­ся уже?
Роберт опустил голову.
— Он болен...
— Вот как?!
— Если бы я в тот раз не читал стих про врага, то хоро­шенько поколотил бы его. А теперь... не могу...
— Почему?
— Я все делал, как в Библии написано: и поил и кормил.
— Ты правильно сделал, что послушался Слова Бо­жьего! Но ты потратил на это деньги... Вот, возьми,— протянула она несколько бумажек.
— Что вы? — отпрянул Роберт.— Если я возьму деньги, значит, не я кормил своего врага, а вы? Нет! Я хочу сам делать, как учит Бог.
На этом разговор про врага закончился.
Роберт по-прежнему заботливо ухаживал за Петей. Иногда он задерживался у него дольше обычного, расска­зывал новости или просто сидел.
— Как ты думаешь, я поправлюсь? — как-то раз неожи­данно спросил Петя.
Роберт смущенно пожал плечами и взглянул на худое, пожелтевшее лицо товарища. Глаза Пети выражали необъ­яснимый страх, и Роберт молча отвернулся.
— Знаешь, почему я так говорю? Вчера отец вызывал врача, и он очень внимательно осматривал меня, а потом долго что-то говорил отцу. И еще: я хочу сказать тебе...— Петя неловко замолчал.— Если я не выздоровею... если вдруг я умру... ты прости меня... за то, что я твою кошку выбросил... Я сильно жалею об этом...— с трудом выдавил он и, крепко сжав губы, откинулся на подушку.
— Ах, Петя! Про кошку не стоит вспоминать! Я уже давно простил... Только ты не умирай, ладно? — прошеп­тал Роберт.
Он положил свою темную голову на подушку, рядом с лохматой, рыжей головой Пети, и чуть слышно добавил:
— Ты мне нужен, как друг...