В прекрасном месте, среди лесистых гор, расположился детский христианский лагерь "Ханаан". Двести километров надо было проехать детям, чтобы по­пасть в это место отдыха.
Вся церковь молилась Богу и просила благословения для детей и защиты от всякого несчастья и болезни. Павел Яков­левич, служитель церкви, объявил, что в лагерь поедут дети от семи до двенадцати лет. Кому еще не исполнилось семь лет, в лагерь ехать не должен.
Рано утром, в субботу, дети собрались во дворе молит­венного дома. Семен Иванович, ответственный за лагерь, ос­матривал собравшихся в горы, спрашивал, все ли взяли необходимое. Увидев Славика Шефера, Семен Иванович удивился: почему он пришел, ему ведь нет еще семи лет! Семен Иванович нашел Гришу и Володю, старших братьев Славика, и спросил:
— Вашему братишке сколько лет?
— В январе будет семь,— ответили мальчики.
— Зачем же он пришел сюда?
— Мама сказала, что отпустит нас только в том случае, если мы возьмем его с собой и будем за ним смотреть, — неве­село сказал Володя. — Мы скоро переезжаем в другой город, и мама хотела, чтобы мы съездили с детьми последний раз.
— Да-а,— протянул Семен Иванович,— неприятная ис­тория.
Посоветовавшись с руководителями детских групп, Се­мен Иванович с трудом согласился сделать исключение и взять Славика с собой. Все знали его как непослушного и своевольного мальчика.
И вот Славик сидит в автобусе вместе со всеми и с инте­ресом смотрит в окно. Какая же там красота! Автобус уже несколько раз переезжал через реку, миновал несколько по­селков. А потом появились горы. Вдалеке виднелись снеж­ные вершины, а чуть ближе — темнели густо-зеленые леса.
После обеда автобус, устало фыркая, остановился у по­дошвы невысокой горы. Дети, увидев на горе палатки, радо­стно зашумели и высыпали на поляну.
Вечером, когда все устроились в своих палатках, было торжественное собрание. Благодарили Бога за благополу­чие, за возможность быть в такой красивой местности, про­сили благословения. Семен Иванович объявил правила лагеря и определил границы, за которые никто не имел пра­ва выходить.
Дружным пением закончился день. Дети пошли спать с желанием, чтобы скорее наступило утро и начались занятия, игры, походы и все, чем богаты дни в христианском лагере.
Утром палаточный городок ожил. Дети умывались, чистили зубы и весело переговаривались, рассматривая жи­вописную местность. Семен Иванович напомнил детям, что­бы были внимательны и не выходили за пределы лагеря. Кто почитал Библию и помолился, мог немного погулять до завтрака.
Девочки и мальчики группами разбрелись по лагерю. Кто-то собирал цветы, кто-то просто разговаривал, рассмат­ривая горы.
Как здесь красиво! Небольшие сопки, поросшие лесом, предоставили свои склоны жителям города. Цветы, пока­чивая разноцветными головками, приветствовали детей. Куда ни глянь — везде видна рука великого Творца, Кото­рый так удивительно сотворил зеленое царство цветов, де­ревьев и кустов.
К сожалению, не все в это утро думали о Творце и были настроены на послушание. Три мальчика — Славик, Коля и Павлик — пошли по тропинке, ведущей вниз, к указателю дороги. Они собирали маленькие гладкие камешки и расска­зывали Славику свои школьные приключения.
— Дальше не пойдем, тут граница,— кивнул Коля на указатель.
— Не бойся, пойдем дальше, — сказал Славик, — посмот­рим только, что там, за поворотом.
— Нет, лучше вернемся, — возразил Павлик, и они с Ко­лей повернули обратно.
— Пошли в лагерь, — позвали они Славика, — скоро бу­дет завтрак!
Но Славик не собирался ущемлять свое любопытство и по­шел по дороге, желая все же узнать, что там, за поворотом.
На завтрак Славик не пришел. Семен Иванович взял рупор и, спустившись на то место, где Коля и Павлик рас­стались со Славиком, стал звать его, но никто не откликал­ся. Подошло время обеда, а Славик не появился.
После обеда искать Славика отправились все, кто только мог. Старшие дети и все братья до глубоких сумерек ходили по всей окрестности, ища пропавшего. Возвращались с на­деждой — может, нашелся. Но его так и не было.
После тревожной ночи Семен Иванович отправился в ближайшее селение, чтобы позвонить о случившемся в го­род, служителю.
Печальное известие встревожило Павла Яковлевича, он предложил Семену Ивановичу пока не сообщать родителям, а еще один день поискать, помолиться.
К поискам подключилась местная милиция и некоторые жители ближайшего поселка.
Печаль черным покрывалом опустилась на христианский лагерь. Никто не мог ни веселиться, ни играть. Некоторые девочки плакали. В течение дня и дети, и воспитатели не один раз собирались для молитвы, просили Господа помочь найти Славика. Некоторые думали, что его уже нет в живых.
Для дальнейших поисков потребовалась фотография мальчика. Семен Иванович сообщил об этом пресвитеру.
Павел Яковлевич с трепетом пошел в дом, где жил Славик. "Как сказать родителям? Такое горе..."— пере­живал он.
Мать Славика была дома. Она встретила служителя сдержанно.
Поинтересовавшись состоянием семьи, Павел Яковлевич перешел к главному.
— Я слышал, что вы хотите переезжать? — прокаш­лялся он.
— Да, думаем, что осенью уедем,— ответила хозяйка.
— Давно фотографировались всей семьей?
— Нет, совсем недавно, — как-то неохотно ответила она и подала цветную семейную фотографию.
Увидев на снимке Славика, служитель с трудом сдержал слезы. Что же будет после того, как мать узнает о страшном несчастье? В это время в дверях показалась голова пятилет­ней девочки.
— Мама, а где Славик? — спросила она.
— Пошел встречать корову. Что-то долго его нет. Павел Яковлевич не поверил своим ушам.
— Как? — растерянно спросил он. — Славик, которого в лагере ищут вторые сутки, пошел встречать корову?
Тут мать рассказала, что на следующий день, после отъез­да детей в лагерь, какая-то машина подвезла сына к самому дому. Он сказал, что сильно соскучился и что Семен Ивано­вич отправил его домой. Она была обижена на руководителя лагеря и удивлена, как могли такого маленького отправить одного домой на попутной машине.
Павел Яковлевич взволнованно рассказал о всем слу­чившемся в эти дни, что Славик стал причиной больших беспокойств для многих людей и что он пришел к ним взять фото мальчика для дальнейшего розыска. Мать за­стыла от изумления.
Во дворе замычала корова. Выглянув в окно, Павел Яковлевич увидел Славика. Он весело помахивал свежим длинным прутом.
Павел Яковлевич вышел на крыльцо и взволнованно спросил:
— Как ты оказался дома?
Славик смутился. Опустив глаза, он недовольно сдвинул брови и не ответил ни на один вопрос, что задавал ему слу­житель. Не добившись от него ни объяснения, ни извинения, Павел Яковлевич поспешил уйти, чтобы сообщить в лагерь, что мальчик нашелся.
Услышав долгожданное сообщение, все в лагере оживи­лись. Печаль детей сменилась радостью.
Вечером у костра Семен Иванович с печалью сказал:
— Хотя Славик дома и в полной безопасности, наши переживания на этом не закончились. Беда в том, что он не сознает свою вину и не хочет просить прощения. Это состояние очень опасно тем, что сердце привыкает ко лжи, к дерзости и жестокости. Можно привыкнуть огорчать лю­дей и так очерстветь, что навсегда отвернуться от Бога. Дети, не носите в себе этот адский груз! Старайтесь как можно скорее освобождаться от всякого обмана, от всякого греха. Если вы будете уметь просить прощение, ваше серд­це будет чистым и ваш путь к Богу будет намного легче.
Семен Иванович задумчиво посмотрел на яркие языки пламени и продолжил:
— Славик поступил очень плохо, заставив всех нас мно­го переживать. Как же мы поступим с ним?
— Простим,— раздался тихий голос.
— Будем молиться за него, — отозвался еще кто-то.
— Простим и помолимся! — наперебой заговорили дети.
— Я согласен с вами, — сказал Семен Иванович. — Бу­дем молиться за Славика, чтобы он покаялся и вырос по­слушным Богу и людям.
Быстро пролетели две недели, и настало время проща­ния. Дети соскучились по дому, но и прощаться друг с дру­гом и с горами им не хотелось. И все же последний костер был зажжен. Мальчики и девочки плотным кольцом окру­жили горящий очаг и после короткой молитвы запели лю­бимый гимн: "Хорошо, когда вместе в общенье мы сольем­ся единой хвалой..." Затем все посмотрели на Семена Ивановича. Его лицо было серьезным и слегка печальным.
— Дорогие мои,— мягко заговорил он,— в эти дни вы много слышали добрых наставлений и предостережений. Пусть все слышанное останется в вашем сердце добрым се­менем и принесет плод.
В этот вечер мне хочется пожелать вам, чтобы вы заботи­лись о добром имени. Прочитаю слово Божье, записанное в 22 главе книги Притчей: "Доброе имя лучше большого бо­гатства, и добрая слава лучше серебра и золота".
У каждого из нас есть имя, данное нам родителями. Это в основном красивые слова, потому что почти все папы и мамы хотят добра своим детям. Но не об этом имени идет речь в прочитанном нами тексте. Слово Божье говорит о том имени, которое человек приобретает себе в течение жизни. Это имя обязательно соответствует делам и поступ­кам человека.
Вспомним первый день нашего пребывания здесь. Сколь­ко было молитв и переживаний за Славика Шефера! Этот мальчик своим поведением заставил нас думать о нем, как о непослушном и своевольном. Такую оценку, такое имя он сам приобрел себе.
Библия говорит нам о добром имени и утверждает, что оно лучше богатства, лучше золота. Другими словами — обладать золотом и серебром и в то же время носить плохое имя — это беда, это несчастье.
Хочу рассказать вам правдивую историю о том, как один человек берег свое доброе имя всю жизнь и ничем не желал запятнать его.
Семен Иванович чуть отступил от пышущего жаром кос­тра и начал свой рассказ:
— В небольшой деревне, среди широких полей, переме­жающихся лесными полосами, жил мальчик по имени Егор. Он рос в неверующей семье, был самым младшим ребенком, и особого присмотра за ним не было. Мать целый день зани­малась хозяйством, готовила обед, убирала в доме, а отец вместе со старшими сыновьями работал на ферме. Он считал себя порядочным человеком и детей своих старался вос­питывать с хорошими моральными устоями.
Чуть ли не каждый вечер отец усаживал младшего сына рядом с собой и расспрашивал о новостях дня, о том, что Егор сделал хорошего, а что плохого. Глядя отцу в глаза, Егор рассказывал о своих добрых делах. Он действительно дома был примерным мальчиком, а на улице... Он писал на стенах нехорошие слова, дрался, обижал малышей, ругался. Все это Егор делал подальше от дома.
Однажды отец, обняв сына, почувствовал запах табачно­го дыма и спросил, что это такое.
— Я не курил, — тут же отказался Егор. — Просто я сто­ял рядом с мальчиками, которые курили.
И действительно, запах был незначительный. Отцу не верилось, что его сын может делать что-то плохое. Он вспомнил, что и его одежда крепко пахнет, когда он побы­вает в диспетчерской, где все пропитано табачным дымом.
— А зачем ты водишься с теми, кто курит? — спросил отец. — Не лучше ли тебе дружить с верующими ребятами? Те, кто курит, ничему доброму тебя не научат.
— Ладно, я не буду с ними дружить,— быстро согласил­ся Егор, обманывая отца.
Егор знал уже, как отвечать папе, чтобы он не ругал его, а сам продолжал дружить с мальчиками, которые учили его всяким мерзостям.
Двойная жизнь научила Егора выкручиваться, лицеме­рить, лгать и при этом невинно смотреть в глаза старшим.
Однажды к отцу Егора пришел верующий сосед — дядя Миша. Они долго беседовали. Отец был удивлен тем, что услышал. Оказывается, младший сын позорит его, порядоч­ного, всеми уважаемого отца!
"Ах, негодяй! Не напрасно я подозревал его! Значит, мои догадки оправдались?! Ну, теперь я проучу его хоро­шенько!" — думал разгневанный отец.
Проводив соседа, отец устроил Егору допрос. Егор все понял, но все равно оправдывался, как мог.
Тогда отец взял его крепко за ухо и, захватив с собой ремень, повел в сарай и там хорошенько наказал. Егор вы­рывался, кричал, но рука отца неумолимо считала удары: десять, одиннадцать, двенадцать...
— Это тебе по твоим годам,— сказал он раздраженно. — Еще будешь меня позорить? А?
Егор молчал. Он думал сейчас не об отце, в его сердце кипело зло на соседа. "Богомол! Только и следит за мной! Мало я ему забор разворотил..."
Перед глазами Егора всплыл образ соседа — всегда спокойный и даже слегка радостный. "Непонятно, чему он радуется,— зло думал Егор. — Наверное, жизнь слишком легкая, так я ему устрою что-нибудь, забудет, как подхо­дить к нашему дому".
Не дождавшись ответа, отец пошел к двери, пригрозив:
— Еще услышу, что ты так себя ведешь, сильнее выпо­рю, понял? А теперь, иди гуляй!
Егор что-то буркнул в ответ и поплелся из сарая. Горело ухо, болело тело от ремня, но больше всего беспокоила до­сада на соседа.
На следующий день Егор шел по переулку мимо усадьбы соседа и вдруг увидел его во дворе. Дядя Миша — седой, в серой рубашке — сидел на скамейке и, облокотившись на колени, о чем-то думал. И тут Егору пришла прекрасная, как ему показалось, идея.
"Старик сидит спиной к открытой калитке. Собаки нет. Дома, похоже, тоже никого нет. За углом лежат жерди. Почему бы не взять да не ударить его по горбу? — подумал Егор и зло ухмыльнулся. — Смотри, он как будто спе­циально его подставил. Ух, как врежу, да так, чтобы дрын сломался!"
"А может, не нужно этого делать? — проговорил в серд­це Егора тихий голос. — Может, лучше тебе исправиться? Посмотри на внуков дяди Миши — Васю и Костю — они такого никогда бы не сделали, хотя их и обзывают бого­молами".
Но ноги сами повернули за угол. Егор взял из кучи боль­шую палку и неслышно подкрался к соседу. Он все так же сидел наклонившись, глядя перед собой. Раздумывать было некогда. Егор прыгнул и что есть силы ударил ста­рика по спине. Удар получился точный и очень сильный. Дядя Миша был легко одет и, должно быть, хорошо почувствовал.
В несколько прыжков Егор оказался за калиткой, бросил палку, заглянул в щель и застыл от удивления. Дядя Миша сидел в том же положении. Он не обернулся, не застонал, не крикнул и даже не поднял головы.
Что это значит? Егор хотел захохотать, но сдержался. Зачем смеяться над человеком, который не реагирует на столь дерзкий поступок?
Егор шмыгнул носом и пошел домой. По дороге он думал о дяде Мише. "Почему он не встал и не погнался за мной, почему даже не пригрозил?" И снова тихий голос сказал Егору: "Он не мог поступить иначе. Посмотри, как он жи­вет. Он никогда не ругается, не обзывает никого, как пья­ный дядя Семен. Почему он отличается от остальных? — Потому что верующий. И дети, и внуки его тоже не такие, как все. Твой отец хороший человек, но подумай, что бы он сделал, если бы с ним так поступили?" При этой мысли Егора передернуло. Ему стало не по себе.
Целый день перед глазами Егора стояла картина совер­шенного злодейства. Вечером он долго не мог уснуть и все думал про дядю Мишу. Совесть тревожила Егора, побуж­дала попросить прощения у старика. Егор был уверен, что дядя Миша простит. Но страх и стыд помешали ему, и он отложил свое покаяние на потом. Он думал, что сосед все же придет и расскажет отцу о случившемся. Но прошла неделя, вторая, прошел месяц, а об этом деле знал только Егор, дядя Миша и, конечно, Бог. Этот всевидящий Свиде­тель продолжал стучать в сердце Егора, но он упрямо заг­лушал беспокойный голос совести.
Отец, узнав о плохом поведении сына, стал больше следить за ним и чаще наказывать, но это не исправляло его, а лишь ожесточало против отца, против соседей и вообще против всех людей. Отец наказывал Егора, досадуя на то, что не смог воспитать младшего порядочным человеком и что этот сорванец позорит его своими выходками.
Прошли годы. Дядя Миша умер. На его похоронах бы­ло много верующих. Семнадцатилетний Егор стоял у гро­ба и смотрел на покойного. Он так и не примирился с этим тихим и добрым соседом. Его память хранила незабывае­мую картину: на скамейке сидит дядя Миша и, опустив голову, смиренно принимает удар от бессовестного мальчишки.
Со всеми людьми Егор пошел на кладбище. Проповед­ники, как ни странно, говорили не о мертвых, а о живых. Возвращаясь домой, Егор думал об услышанном — об Иису­се Христе, Которого били, над Которым издевались и Ко­торого распяли на кресте люди. Иисус умер за дядю Мишу и за всех людей. Проповедники говорили о том, что дядя Миша старался сохранять свою совесть чистой и был вер­ным своему Богу. Они призывали тех, кто живет под бре­менем вины, примириться с Богом.
Егор снова отложил свое покаяние. Он все знал: куда идти, к Кому идти и как идти, но не решался. Долгие годы в его памяти жил сосед-христианин. Егор говорил об этом другим, восхищался святым человеком, но сам жил разгуль­ной жизнью.
Где-то тревожно закричала ночная птица. Семен Ивано­вич поправил палкой полено в костре. Глядя, как гаснут искры на лету, он закончил:
— Дальнейшая судьба Егора мне не известна. Но одно знаю, что Дух Святой много раз стучал в его сердце. И вам я хочу сказать: старайтесь жить так, чтобы приобрести доброе имя, чтобы люди и о вас говорили: "А я знаю, я помню, я видел святого человека. Я с ним поступил плохо, а он со мной — хорошо".
На распутье
Воскресенье. Ясный зимний день. Эдик и Павлик возвращаются после богослужения домой. На перекре­стке они остановились. Здесь их дороги расходятся. Они немного поговорили и стали прощаться, потому что мо­роз пытался уже проникнуть под пальто. Пожав Эдику руку, Павлик сказал:
— Заходи ко мне вечером, вместе пойдем на собрание! Эдик неуверенно кивнул в ответ:
— Не знаю, может, я и не пойду...
— Почему? — удивился Павлик.
— Что-то неохота. Да и уроки надо сделать еще...
— Успеешь уроки сделать! Пойдем на собрание! — взяв Эдика за плечо, сказал Павлик и по-взрослому добавил: — В дом Божий надо идти!
— Ладно! — сказал Эдик и побежал, чтобы согреться.
"И все-таки мне не очень хочется на собрание. Ну что там интересного? Все одно и то же — песни и проповеди. Вот если бы гости приехали! - думал Эдик, уже открывая калитку. — А еще, если Петька рядом сядет, так жди непри­ятностей. Он покоя не дает — толкается, смешит, а нам за­мечание делают. Потом дома за это выговор получаешь..."
Эдик зашел на веранду, и его взгляд упал на лыжи. "Мо­жет, пробежаться по тем местам, где летом траву для телен­ка рвали? — подумал он. — Там, наверно, еще боярка не осыпалась — спелая, сладкая... Нет, все будут на собра­нии, а я поеду развлекаться?.. Лучше пойду на собрание".
После обеда Эдик взял книгу почитать, но мысли о ве­чернем собрании не выходили из головы. Вспомнилось ему последнее подростковое и как он решил быть послушным голосу Божьему.
"Что же я мучаюсь? — возмутился Эдик. — Идти, не идти! Раз есть собрание, значит, надо идти!"
Но искуситель не отступал: "Там, за деревней, ты уви­дишь красоту Божьего творения, там и помолишься".
Эдик представил себе заснеженное поле, березовый пере­лесок. "Поезжай, полюбуйся!" — твердил настойчивый го­лос. Конечно, это не Бог говорил ему.
"Нет, я должен идти туда, где славят Господа",— реши­тельно тряхнул головой Эдик.
И вот он сидит среди своих друзей. Обычное богослу­жение. Сначала пел хор, потом была проповедь, молитва, об­щее пение, участие молодежи. Последним проповедовал прес­витер. Его слова проникали Эдику в самую душу. Он и рань­ше слышал это и хорошо знал, что Бог зовет к Себе грешников и хочет их спасения. Но сегодня это слово просто берет за сердце. Великий Бог любит несчастного грешника и пригла­шает его принять участие в славе Иисуса Христа!
Служитель говорил о том, что Бог не бесконечно будет звать к Себе грешников. Скоро время благодати закончится, и тогда никто уже не сможет спастись. Он рассказал, как одна девочка беспечно отмахнулась от Божьего призыва, решив, что ей рано каяться. В тот же вечер, в кругу своей семьи, за ужином она поперхнулась чаем. Смерть наступила мгновенно, чай так и остался недопитым. Очень опасно пренебрегать зовом Божь­им. Он желает нам только добра, и потому зовет отвернуться от греха и последовать за Ним путем чистоты и святости.
Разве приглашение Бога не достойно доверия? Эдик силь­но волновался. Он чувствовал, что Иисус зовет его, и пото­му трепетал. Неужели он тоже пропустит свой час и прене­брежет Божьей милостью? Нет!
— Я хочу служить Господу! — решительно поднялся Эдик.
Он упал на колени возле кафедры и слезно попросил у Бога прощения за все свои грехи. Эдик просил Иисуса вой­ти в его сердце и быть там полноправным хозяином.
Иисус услышал эту молитву. Волнение Эдика сменилось необъяснимым покоем. "Это же чудо! — ликовал он. — Те­перь я дитя Божье! Он простил меня, и я принадлежу Ему!"